После продолжительных объятий и восклицаний, друзья решили встретиться позже, обмыть встречу и вспомнить детство в нормальной мужской обстановке.
– Не переживай так, Валер. Чую, ты здесь не причём. Ты езжай, а мне доложат, кого и как сильно ты задавил, – шутил Дрон, – твою машину уже пригнали. Ну, ты и франт, америкашка чёртов.
– Дрон, держи меня в курсе. Когда можно зайти проведать, узнать, что с ней, кто она, где живёт.
– Да не переживай ты. Главное жива. Всё, Валера, замётано. Вечером в «Планете» встретимся. Не забыл, где находится? А к вечеру всё узнаю, сразу доложу.
На том и расстались. Валерий заставил себя сесть в машину и ехать дальше. Немного тряслись руки. Сказалось усталость от долгой дороги и волнение от пережитого.
Подъехав к дому бабушки, настроение у него совсем пропало. И без того старенький дом казался серым, маленьким и невзрачным гнёздышком. Покосившееся крыльцо ощерилось страшной улыбкой поломанных ступеней. Постояв у калитки, Валерий пошёл к соседскому дому. Там жила подруга бабушки – Капа. Та, увидев в окно чужака, уже спешила ему навстречу.
– Не продаётся! Дом не продаётся! – кричала она, шаркая старыми туфлями по разбитому асфальту и вытирая мокрые руки о старенький передник.
– Баба Капа, здравствуйте! Не узнали? Это я, Валера, – он взял за плечи маленькую, чуть сгорбленную возрастом старушку.
– Валерка? Михайловны внук что ли? – она смотрела на него широко раскрытыми глазами, – да как узнать-то, был-то мальчонкой совсем и потом приехал, худой был, неотёсанный. А сейчас! Гляди-ка на него! Красавец какой! Не дождалась Ниночка-то тебя, а как ждала! Ты одна у неё радость в жизни была, – она заплакала, прижавшись к груди Валерия.
– Не плачьте, баба Капа, не мог я приехать. Вы меня на могилку проводите, к бабушке?
– Вот ведь судьба какая, всего на неделю и опоздал. Похоронили подружку мою Ниночку. Оно, конечно, Америка где! Пока доедешь. Да и откуда тебе было знать? Мы же твоего адреса не знали. Вот сестра Ниночкина и племянница успели застать её живой. А ты чего замер? Чего так смотришь на меня?
Валера слушал старушку с застывшим лицом. До его сознания никак не доходил смысл сказанного ею.
– Так ты не знал, что бабушка умерла? Поди, ты! А я, Господи, старая я стала, тоже скоро вслед за Ниночкой пойду.
– Подождите, Вы сказали, недавно похоронили?
– Ну, да. Родственники уже уехали. Тётка твоя вернуться скоро должна.
– Так мне мать сказала, что бабушка умерла тогда, шестнадцать лет назад, когда я уехал от вас.
– Да, Господь с тобой, ждала тебя все эти годы, Ниночка. Очень ждала, писала тебе, а от тебя ни письма, ни весточки.
– Писала? Ну и мама! – тихо проговорил Валерий, – зачем же так жестоко?
– Что? Что ты говоришь? Глухая я, Валерочка, стала. А ты в доме был?
– Нет, я сразу к вам решил зайти.
– Правильно. Тётка твоя из Москвы приезжала. Маргоша. Она мать свою, сестру Ниночкину в Ростов повезла. Плохо очень ей стало. Они не только сёстры, подруги были сердечные. Да и года на месте не стоят. Маргарита сказала, сразу назад вернётся, как маме лучше станет. Пойдём ко мне! Сначала с дороги чайком угощу, а хочешь, и борщеца налью. У меня борщ такой знатный, вкусный.
– Нет, баба Капа, потом. Давайте сначала съездим на кладбище, а всё остальное потом, – уговаривал он старушку.
– Ну, нет, так нет. И то правда. Подожди, я сейчас двор закрою, да кофту накину. Я мигом.
Купив у кладбищенских ворот большую охапку цветов, Валерий пошёл следом за соседкой.
– Пока жива была Ниночка, я за ней присматривала. Сердце у неё совсем никакое было, – Капа поправила на могилке фотографию подруги.
– Спасибо вам, баба Капа, – тихо поблагодарил её Валерий, раскладывая цветы на могилке.
Он смотрел на фотографию бабушки, и его душили слёзы.
– Вот ведь как! Я старше её, а ещё бегаю. Ну, спи подруга! Говорила тебе, что вернётся, приедет твой внучок, куда денется. Вот и дождалась ты.
С кладбища они поехали к дому бабы Капы, она вынесла запасные ключи от бабушкиного дома.
– Вот ключи, пойдем, проведу тебя в дом, – старушка болтала, не умолкая, – ты надолго? А то знаешь, в доме надо жить. Если в нём жить не будешь, обидится дом, оседать начнёт, сыреть. Обживайся, не буду тебе мешать. А то пошли, борщец у меня в самый раз и Ниночку помянем, а?
– Приду позже. Обязательно приду, баба Капа.
– Да, а чего о любови своей не спросишь? Линка – то долго бегала, пока письмо от твоей матери не прочла.
– Лина? Письмо? Какое письмо?
– Что, забыл? Вот это да! – воскликнула, всплеснув руками, женщина, не дав и слова вставить Валерию, – забыл, а бегали, женихались, эх, мужики, все вы кобели порядочные. Ладно, разберётесь сами. Побегла я.