– Чего опять тебе надо. Ты же получил за этот месяц. Теперь так и будешь шастать? – с раздражением встретил его Гера.
– Чего недовольный такой? Я по делу. Тут вопрос такой назрел. Слышал тут, ты с Оленькой моей, доченькой единственной, единокровной работаешь. Это что же она тебя к себе помощником пристроила, а ты воспользовался моментом и под юбку к ней шастаешь? Так не пойдёт! Как родной её отец заявляю категорически, – еле стоящий на ногах Шнырь ударил кулаком по столу, – слышь, что заявляю? Я против разврата!
– Чего ты мелешь? Какого разврата, иди отсюда, – Гера попытался выпроводить Шныря из квартиры, но тот увернулся от его рук.
– Нет, так не пойдёт! Пользуешь девку, плати!
– Ты с ума сошёл. Дочь свою продаёшь?
– Ты бабки гони, потом определения будешь давать!
Георгий достал сто долларов, Шнырь взял, но так и остался стоять с протянутой рукой.
– Я к тебе не за милостыней пришёл, – Георгий протянул ему ещё купюру.
– Вот тебе ещё сто баксов и давай иди, иди от греха подальше.
– А то, что и меня закажешь? Смотри, а то я тебя опережу, – Шнырь повертел кулаком перед лицом раздражённого Георгия и, шатаясь, вышел из квартиры.
– С этим определённо надо что-то делать. Нельзя так оставлять, он не даст мне жить спокойно.
После следующего вояжа по Польше Георгия и Ольги, дождавшись, когда дочь уедет по своим делам, Шнырь юркнул в квартиру к соседу.
– Я слышал, удачно сработали? – потирая руки в ожидании скорой опохмелки, спросил Шнырь.
– Возьми и убирайся отсюда, – зло ответил ему Гера.
– Ой, какие мы деловые, уберусь, – начал свою песню Шнырь, издеваясь над Георгием, он подошёл к буфету, на котором красовалось несколько импортных бутылок с коньяком и водкой. Выбрав большую полутора литровую бутылку с финской водкой «Абсолют», он, откупорил её и сел за стол, наливая горячительную влагу в чайную чашку Геры.
– Ты чего делаешь? – возмутился Гера, – нет, с этим определённо надо что-то делать, – подумал он и опустил руку, которой хотел схватить Шныря за шею и выкинуть вон из квартиры.
– А это за моральный ущерб, – ответил ему Шнырь, и залпом выпил водку, – ты же мою кровиночку того… А я этого не принимаю! Я пойду, у меня гость, а то давай по-родственному, пошли, на двоих, нет на троих, – он бы ещё долго нечленораздельно мычал, но вдруг, Гера решился.
Георгий ещё не совсем для себя уяснил, зачем он пошёл следом за Шнырём. Просто внутри него, вдруг включился рычажок. Рычажок ненависти. Они вошли на кухню. Шнырь сел за стол.
– Ну что, по мировой, – довольно потирая руки, сказал он, сидя за столом.
Пока он разливал водку по грязным стаканам, Гера осмотрелся вокруг. На кухне царил хаос и грязь. После вчерашнего застолья на столе среди заветренной закуски, стояли грязные рюмки.
Гера прошёл в комнату. Там на диване, запрокинув голову, храпел мужик, такой же грязный и пьяный, как и хозяин. Георгий вернулся назад на кухню. Шнырь пил из стакана принесённую водку.
– Вот это вещь, не то, что наше пойло. Теперь ты мне привози всегда такую. Чего стоишь, давай налью, – еле шевеля языком, говорил он.
– Сейчас, надо чистый бокал найти, у тебя антисанитария здесь, – Гера рыскал глазами по кухне.
– Бокал, надо же, интеллигенция, едрыть его, ан-ти-са-ни-та-рия!
Шнырь, не успел договорить. Георгий взял лежавший около плиты разделочный топорик со следами на нём от рубленной ранее курицы или мяса. Он увидел его сразу, как вошёл на кухню.
– Другого случая не будет, – решил он.
Ему было удивительно. Почему-то он был совершенно спокоен. У него не тряслись руки, не била нервная дрожь. Только внутри, где-то около солнечного сплетения, что-то жгло и клокотало. Он, словно проделывал это не раз, вытащил из кармана носовой платок, незаметно положил его на ручку топорика и изо всей силы ударил по темечку Шныря. Тот молча упал лицом в лежащую перед ним тарелку. Густая бардовая кровь лилась в неглубокую ёмкость и, наполнив её, стала мерно капать со стола на пол. У Георгия закружилась голова. Он сдерживал себя изо всех сил, чтобы его не стошнило. Как не странно, но всё ещё спокойно, без суеты он отнёс топорик к пьяно храпевшему мужику и вложил его в руку мужчины. Быстро вернувшись назад на кухню, он достал из верхнего кармана рубашки убитого валюту и положил её рядом с орудием убийства.
Со стороны могло показаться, что убийца просто уронил валюту. Подумав, что этого будет много, он оставил на полу сто долларов, а вторую купюру взял с собой. Осторожно выйдя из квартиры, он с помощью того же платка, снял английский замок с предохранителя и захлопнул за собой двери квартиры Шныря. Зайдя к себе, Георгий прислонился спиной к двери и минут пять не мог сделать ни одного шага внутрь своей квартиры. Удостоверившись, что вокруг тихо, он быстро снял с себя все вещи: тренировочные брюки, майку с надписью «Адидас», носки, положил их в таз, засыпал стиральным порошком. Потом, отстирав носовой платок, аккуратно повесил его, расправив на горячей трубе в ванной комнате. Надев на себя чистые вещи после принятия душа, выпил почти пол стакана бренди и плюхнулся на диван, включив перед этим телевизор.