Разъяренный Мэй хватает молоточек и склоняется над столом, но вынужден молчать, потому что никто на него не смотрит. Все глаза устремлены на Мэниона — тот быстро достает узенький листочек и поднимает его над головой.
— Я тоже посылал запрос в Канадский профсоюз моряков. И вот ответ. Я прочитаю его и, когда кончится заседание, тоже положу на стол. Слушайте:
КОМАНДА КАНАДЦА «ГЕКТОР» АРЕСТОВАНА КЕЙПТАУНЕ ЗПТ ОБВИНЯЕТСЯ МЯТЕЖЕ ПОСЛЕ ВЫПОЛНЕНИЯ УКАЗАНИИ ПРОФСОЮЗА ПРЕКРАТИТЬ РАБОТУ ЗНАК ПРОТЕСТА ПРОТИВ СНИЖЕНИЯ ЗАРАБОТКА ТЧК НАБРАНА КОМАНДА ЮЖНОАФРИКАНЦЕВ ЗПТ КОТОРАЯ ПРИВЕЛА КОРАБЛЬ КАЛЬКУТТУ ЗАТЕМ МЕЛЬБУРН ТЧК ПОДРОБНОСТИ АВИАПИСЬМОМ
— Это не от Канадской ассоциации моряков. Это из организации, в которой состояли арестованные моряки, — единственной организации, которая имеет право говорить от их имени.
Мэнион бросает быстрый взгляд на часы. Десять минут одиннадцатого. Надо говорить до последней минуты, а там вся надежда на голосование. Тогда уже нажмут Локарт и Кейз — они это умеют. А его дело — убедить центр.
— Вот телеграмма. Предоставляю совету решить, какая из трех телеграмм подлинная. Арестованы в Кейптауне! Об этом я вам тоже кое‑что расскажу. Я расскажу, при каких обстоятельствах были арестованы канадские моряки…
— Вы при этом присутствовали, мистер Мэнион? — голос Бирна.
Взбешенный Мэнион резко поворачивается к нему.
— Мне не нужно было там присутствовать, так же как мистеру Мэю не надо было ездить в Монреаль. Я пошел прямо куда надо, чтобы узнать правду, прямо на это судно, я был там дважды! И правду узнал — очень хорошо узнал! Канадские моряки пришли в Кейптаун. Им просто очень не повезло, что они оказались там, когда была объявлена общая забастовка. Но они не сорвали ее. Как только они пришвартовались, они примкнули к забастовке. Что же сделал капитан? Конечно, можно поручиться, что вначале он посовещался с портовыми властями и агентами своей компании. Он созвал корабельное начальство, они зажгли топки и вывели судно в открытое море, на три мили от порта, то есть за пределы территориальных вод. Затем он собрал на па лубе команду, сообщил матросам, что они теперь в открытом море, зачитал соответствующий параграф корабельного устава и в последний раз предложил им прекратить забастовку. И, когда матросы снова отказались работать, он обвинил их в мятеже, привел судно обратно в порт и вызвал полицию. Остальное вы знаете. Через неделю судно снова вышло в море, на нем была новая команда, которая и привела его в Мельбурн. Отвечайте же — «черный» этот корабль или нет?
Мэнион сел на место и вытер лоб. Тринадцать минут одиннадцатого. Делегаты, сидевшие в одних рубашках, начали надевать пиджаки.
— Есть время еще для одного оратора, — объявляет Мэй. И, подумав, решительно добавляет: — Для возражения! — И тут же: —Сядьте на место, делегат Кейз.
— Я не собираюсь высказываться, господин председатель. На прения уже нет времени…
— Мое дело решать, есть ли время, делегат Кей»
— Я предлагаю поставить вопрос на голосование.
— Я должен выслушать…
Но бесцветный голос Мэя тонет в поднявшемся шуме. Со всех сторон несутся крики: «На голосование!» Делегаты повскакали с мест и машут Кейзу, чтобы он требовал голосования. Правые посмеиваются, но они явно встревожены. Этим хитрым интриганам совершенно ясно, какое настроение сейчас в зале.
Мэй теперь уже не может ничему помешать. Сколько раз он сам пользовался такими приемами, и теперь он видит, что с левыми ничего нельзя сделать. Впрочем, это еще не окончательное голосование. Мэй уже не лежит в кресле. Он нетерпеливо склонился над столом и стучит молоточком до тех пор, пока шум в зале несколько стихает.
— Хорошо. Я принимаю предложение. Кто за?
— Я — я-я — а-а — а!
Делегаты долго орут во все горло и, удивленно улыбаясь, смотрят друг на друга, словно дети, которые кричат в пустой пещере и изумляются, сколько они наделали шума.
— Кто против?
Правые стараются изо всех сил, многие приставляют ко рту ладони, как рупор. Но большинство центра уже высказалось, и на галерее тихо. Так тихо, что Мэй смотрит туда и только сейчас понимает, что в первом‑то голосовании галерея все‑таки приняла участие. Последний безнадежный взгляд на часы — и Мэй готовится к худшему.