— К военным, — раздражённый голос Парны раздаётся следом. — Любым способом, хоть самостоятельно переплыть проклятое море, но нужно добраться до корабля. Быстро!
Мне становится интересно, когда её решительность уступает сомнениям, ведь даже в нынешней ситуации она не отпускает воздушный шарик вероятности спасти Йерему, а заодно и весь мир, крепко держит его за верёвочку, когда другие просто хотят давно отдохнуть. Я хочу. Или эгоизм во мне снова занимает главенствующее положение и плюёт на нужды остальных? Подыграю ей, хотя организм растерял все физические и моральные силы. Перекидываю правую руку мисс Мэй Сянь себе за шею и берусь за её тонкую талию. Моя очередь позаботиться. В этот раз во мне нет ни капли возбуждения или похоти. Сейчас я не пустоголовый любовник, а уцелевший, и я, чёрт возьми, жажду попасть домой, но прекрасно знаю, что до него ещё тысячи миль пути. Кораблями и самолётами, через врачей и специалистов, лаборантов и оперативников спецслужб. И это только малая часть того, что могу навскидку перечислить своим уставшим внутричерепным веществом. Трудности не кончились, а книжонка об опасных приключениях на Баное пополнится дополнительными материалами в виде прибрежного Вевака. Может, в самом деле написать автобиографическую книгу? Нет, лучше пригласить специалиста. Я же займусь какими-нибудь неизящными набросками, повеселю читателей. С её помощью засияю я со своей славой ярче Атланты или Нового Йорка ночью. Ведь она мне ещё важна?
— Есть причял совсем рьядом с тем местём, где мы сёшли с вертолёта, — поясняет Мэй, но, кажется, нашему лидеру по умолчанию давно всё известно. Я же карту так подробно не изучал и в очередной раз просто доверюсь словам знающих девушек, сведущих вероятно во всём в последнее время.
— Нужна машина, — непроизвольно вырывается из меня, когда примерно оцениваю расстояние. Мэй такой путь пешком явно не преодолеет. А под «Мэй» я ещё подразумеваю и себя.
Парна Джексон за вместо ответа устремляется на выход. Жалобно трещат деревянные ступени под её громоздкими полусапогами на платформе, а затем утопают в мокром песке. У берега, где виден выразительный след причалившей-отчалившей лодки ребят Харона, она останавливается и смотрит вперёд. Долго, выискивающе, сосредоточенно. Серость погоды скрывает преступников. При взгляде на неё просятся на ум нелепые сравнения. Полагал, она станет кидать камни, падать на колени и швырять песок, выть в горизонт, но я похоже насмотрелся слишком много дурацких мелодрам. Она изящно срывает повязанный браслетик, который нашла в больнице, — ввиду сильного расстройства или отказа спасать её? — и швыряет в прибывающие волны. Они, может, и стараются содействовать нам в поимке «Кевина и Ко», несут их против движения, гонят на берег, но попытки их слабы и неощутимы, как и наши возможности сейчас. Добраться до военных — самая здравая мысль, но как привести план в действие — тот ещё ребус.
Сэмюэль подходит к Парне неслышно и неожиданно, и она вздрагивает.
— Они убьют её, как тот отморозок покончил с Джин. — Она хватается за лоб. — Убьютбез сожалений…
— Будем надеяться, что нет. И у нас есть время им помешать. — Беззастенчиво он заковывает её в своих объятьях, и Парна безвольно поддаётся. Ревную ли я? Должен ли быть на его месте? Не знаю.
С каких пор он проявляет участие ко внутреннему состоянию других? Банойско-вевакская «мясорубка» пробудила в нём альтруизм? Ох, я же углубляюсь в себя. Я надеялся, да что ж там, был уверен, что обрёл пассию в отеле и уже, можно сказать, определился в дальнейших планах. Решительно настроился угробить себя — в худшем сценарии, конечно, — ради этой женщины, если потребуется. А потом случилась она. Хижина. Она разделила меня и её на двоих совершенно разных людей, которые просто случайно встретились. Ей нужны Харон и Йерема, мне нужно домой и отдохнуть. С этого момента мне мнится, что наши пути разошлись. И не ошибся в своих горьких суждениях.
— Валим с невзрачного надоевшего берега, — хмуро восклицает Парна, в этот раз заставив двинуться наш короткий пассажирский состав, снова застрявший ненадолго на месте.
— Мы безоружны, — вмешиваюсь со своей редкой разумной репликой.
— Стало быть, с удвоенной внимательностью смотрим вокруг и не позволяем себя никому ранить, — раздражается она, что, к сожалению, укрепляет взгляды на наши текущие отношения. Видится мне, она заражена одной идей. Идеей настолько нездоровой и крупной, что на личное благополучие решает глубоко наплевать. Сколь бы сильно я ни желал иного, её мнение будет первенствующим, решающим. Любовь — чувство взаимное, двустороннее, не получив ответа от одного из участников, она не имеет право так называться.
Проглотить её слова трудно.
Ты уверена, что тебе нужна моя помощь? Может, необходима поддержка? Хочешь, и я обниму тебя? Предложения, которые уже не озвучу.
— Недалеко пролегает шоссе, мы однозначно найдём себе подходящий транспорт, — как-то пессимистично обнадёживает Сэм, не выражая никакой радостной эмоции. Обсуждение на том заканчивается. Все предпочитают молча идти по пунктам заданного распорядка действий Парны, будто изначально приписаны следовать за ней. Только с недавних пор почему-то мне начинает данное правило не нравиться. Впрочем, о мнениях и не спрашивают. Задача первая: найти машину. Что ж, пошли.
В городе на отдалении слышен шум попавших в беду или кричащих о её последствиях. Этот фоновый кошмарный звук преследовал меня весь долгий день в Морсби. Каждый раз громкий рёв вынуждал оборачиваться и проверять наличие любой угрозы за спиной. Мне всегда казалось, что все завывания и крики звучали поблизости. Тогда же казалось, что гусиная кожа останется со мной навсегда и ребристыми шрамами испуга покроет всё тело.
Совсем быстро промелькнувшая набережная с неровной серой плиткой выводит к дороге, по которой изредка проскакивает забитый вещами выцветший старенький седан или купе. Можно заметить и какие-то неказистые местные внедорожники, вызывающие у американского туриста, меня, интерес. Заглядевшись на такую машину, что не останавливается перед активно махающей рукой с автоматом Парной, и медленно скрывается за серпантином дороги, я наступаю на стекло. Картина, конечно, вызывает логическое отторжение: люди настолько напуганы ситуацией, что инстинкт убежать движет ими глубоко на уровне подсознания и нарочно пренебрегает внешними, видимыми источниками угрозы. Да, Парна с оружием архиопасна, даже без патронов. Но вернёмся к стеклу. Режущая боль появляется кстати к ноющей коленке, гудящей голове и истощённому моральному духу. Кажется, я стал лучше представлять состояние изнурённого и раненого Джона МакЛейна, пусть он и был невольно заперт наедине со смертельно опасной бандой в небоскрёбе. В общем, в ситуации многим отличной от моей. Пожалуй, теперь я испытал максимум из курортного городка, который изначально должен был стать нам прибежищем. Как бы сейчас ни ненавидел Кевина, я слишком устал проявлять сильные эмоции. Произошедшее в хижине проката на берегу отняло у меня всё хорошее. Стоит всерьёз опасаться за своё состояние. Что литература, что фильмы (тот же упомянутый «Крепкий Орешек») представляют читателям и зрителям персонажей, наделённых завышенной выдержкой. Преодоление ими трудностей, их «железобетонность», становится тем более неправдоподобным, чем глубже погружаешься в сюжет. Если кто вдруг посмеет сказать, что я не стерпел тяготы и лишения, вою как маленькое чадо, то я им спокойно — совсем нехарактерным для меня сейчас тоном — отвечу: «переживи Баной, придурок, да попробуй избежать смерти в спасительном Веваке, а я на тебя посмотрю». Попутно же не стоит давить такими обстоятельствами, как гибель хорошей приятельницы, предательство союзника, безрассудная страсть к едва знакомой женщине, отношения с которой постоянно претерпевают состояние в духе «есть ли — нет ли»? Думаю, да, будет слишком жестоко.
— Какому придурку угораздило здесь бить телевизоры? — Сэм озадаченно разглядывает узкий тротуар. Наверное, тому придурку, который бы не поверил пройдённым мною милям, убитым ходячим, и умчал на высокой скорости к границе города, насмехаясь над моей никчёмностью.
Спустя секунды зоркий Сэм замечает алый ручеёк, берущий начало от моих ног и идущий до побережья, до низменности, моря, которое надо переплыть любыми способами. Торопливо кровь огибает разноугольные тёмные и светлые осколки, придавая атмосферности пейзажу погрязшего в гибельном хаосе Вевака.