— А ты не так уж и глуп. Либо всё же пытаешься учиться.
— Ты не ответил.
— Он отравил себя сам.
Таким образом я получил ответы сразу на два вопроса. Первое, что наёмник всё же умер и только после этого я попал в его тело. Когда сознание ещё только затухало. В прошлый раз было также. Пока что это всё можно списать на случайность, однако следующие перерождения всё покажут и докажут.
Второй ответ был прямой. Наёмник отравил себя сам. Мне с самого начала казалось это странным. Если меня хотели убить, то способов для этого было множество. После первой неудачной попытки должна была сразу следовать вторая. Я же находился на их территории, не имел никаких связей и кучу раз подставлялся. Однако повторного покушения не случилось. Да и как выяснилось, Виндория не такая уж и важная фигура в этой игре. Вероятно семья её просто сослала подальше, потому что на Терре от неё было больше проблем, чем толку.
— Ты уже знаешь почему он себя убил? — вдруг в голосе Тзинча появилась озлобленность, будто бы его задело моё поведение и то, что на один вопрос он всё же дал два ответа.
— У меня было только три вопроса, — спокойно ответил я, выбираясь из своего укрытия под деревом.
— Он убил себя, потому боялся, что кто-то заберёт у него это счастье. Мальчик из трущоб, он жрал крыс, убивал других детей, воровал и работал на бандитов, после чего и сам вступил на криминальную дорожку. В его жизни не было ни одного светлого лучика и с каждым днём он падал всё глубже на дно. Когда на него снизошла милость Виндории, он не мог поверить в это счастье… и не смог справиться с ним. Он понимал, что наступит день и этой избалованной суке он надоест. Поэтому он решил умереть не в грязи и нищете, а в дорогой постели, рядом с прекрасной женщиной, ведь возвращаться обратно на дно после такого взлёта было бы куда болезненнее.
— Ага, как скажешь, — отмахнулся я, после чего выпрямился и отряхнулся. — Куда идти?
— На восток. К шахтам.
Тзинч выкатил эту тираду по одной простой и крайне мелочной причине, чтобы задеть меня. И у него это в принципе получилось, как и освежить память Лекса, ведь после рассказа эти моменты всплыли в моём разумом само собой. Да, он был мразью, но мне всё же было его жаль. И пожалуй именно жалость являлась самым опасным и болезненным чувством, которое и стало моим наказанием за дерзость.
Впрочем, виду я старался не подавать, хоть и скрыть чего-то от Тзинча я не мог.
Глава 16
В глазах моих потемнело, колени подогнулись сами собой и можно было сколько угодно говорить о силе воле, но выше физических возможностей она не станет. Если мышцы порвутся — ты не сможешь превозмочь и поднять силовой молот. Если взрыв оторвёт ноги, то в контрнаступление в лучшем случае придётся ползти, а в худшем, более вероятном, ты потеряешь сознание от боли и умрёшь от кровопотери.
И моё тело прямо сейчас разваливалось. Подаренные Тзинчем силы меня даже не пьянили, они просто убивали меня. Быстро, мучительно и неостановимо. За столь резкий рост псайкерских способностей или, вернее будет сказать магических, я расплачивался столь же резким ухудшением здоровья, как психического, так и ментального. Однако каждую секунду я чувствовал, как мои возможности растут и пси-чувствительность увеличивается. Тзинчу нужно было, чтобы его фигура, то есть я, обладал в нужном моменте достаточной силой. На то что я сдохну через секунду после выполнения задачи ему было конечно же плевать.
— Не ной, переродишься и получишь награду, как верный слуга, — настроение Тзинча оставалось скверным, ему не нравилось происходящее, возможно речь о событиях здесь, а возможно во всей галактике что-то пошло не по его плану.
Я же тем временем выблевал содержимое желудка с кровавыми примесями. Хотелось упасть и сдохнуть, пустить себе пулю в висок, но чужая воля давила и приказывала. Кроме того и логикой я понимал, что мне выгодно было следовать плану Тзинча. Он же может повторить для меня и судьбу такого наёмника, закинуть в тело выброшенного в мусорку младенца, подправить память, помочь выжить, чтобы продлить страдания… он мог всё, ведь он бог и лучше получать от него дары, чем наказания.
— Верно мыслишь, смертный, а теперь… Встать!
И голос поднял вихри варпа, после чего моё тело начало меняться. Изменения становились всё более явными, душа и тело начали пронизываться варпом насквозь. Боль уходила и всё сильнее звучали голоса в моём разуме. Со мной говорили демоны Тзинча, а может и всего имматериума, желая проникнуть через брешь в это бренное тело. Благо Тзинч не позволял им этого сделать.