Этот серый мир загибался в множестве проблем, которые никто не решал. У каждого работника находились куда более важные дела, чем помогать народу, который остался наедине со своими проблемами и своими долгами. Права? Ни о каких правах не слышали. Порой солдаты могли приходить и забирать последнее имущество на нужды флота и армии. Экклезиархия с радостью принимала пожертвования и добровольцев для своих походов в другие системы, но когда доходило дело до разлива бесплатной горячей еды… нет уж, разбирайтесь сами. Как срать в головы людям и храмы золотые строить, так первые, а как чем-то реально помочь, так и всё, тысяча и одна отговорок.
А времена были нынче такие, что проблем было великое множество. Народ просто не мог с ними справится без помощи. Потому появление заводного мастера вызвало настоящий ажиотаж, облик его покрылся множеством мифом, а детишки то и дело рыскали по всяким заброшенным местам, прислушиваясь: а не грохочет ли молот на наковальне?
— Пойдём, нет, тут ничего, — вздохнула девочка, поднявшись на ноги. — Извини, думала… думала, что он ещё тут.
— Я подожду. Может ещё вернётся, — ответил мальчик, после чего присел у верстака.
Девочка уходить не стала, понимая что мальчик без неё сам вряд ли вернётся. Темно и страшно было в туннелях, так ещё и пути запутанные. А ещё ей было его жалко, она понимала, что он чувствует. Многим хотелось, чтобы к ним пришёл заводной мастер и решил все их проблем. Да вот только порой эти проблемы были настолько… сложными и болезненными, что их даже заводной мастер решить не смог бы.
Однако о каком голосе рациональности и здравого смысла можно говорить, когда искра надежды уже возгорелась? Мальчик очень сильно хотел что-то сделать, как-то повлиять на ситуацию, но Бог-Император не отвечал на молитвы, духовный наставник объяснял почему сервитизация отца — благо, мать днём пропадала на работе, а ночью стояла в очередях администратума, пытаясь отстоять право на комнату в общежитии.
И вдруг раздался стук, словно бы металлическая подошва заводного мастера стукнулась о каменный пол. Девочка в этот момент уже почти задремала, но а мальчик резко вскочил и пулей помчался в туннель. Он уже девять тысяч раз провернул в голове то, что будет говорить, как объяснит мастеру, почему помочь нужно именно ему. Но почти сразу он врезался в кого-то и упал на пятую точку, после чего все мысли вылетели из головы.
А поднятый взгляд мальчика всё быстрее начал терять всякую надежду. Не мастера он встретил в этом туннеле, а тех, о ком говорить было даже страшнее, чем о демонах.
— Его здесь нет, — произнёс дознаватель Священной Инквизиции, но тем не менее дал отмашку своему отряду.
— Дожили, следим за детьми… — недовольно протянул наёмник, достав сигареты. — Чем мы только занимаемся?
— Наша обязанность проверить все варианты, от более вероятного к менее вероятному. И как видишь… — пока один из бойцов уводил потерявшего дар речи мальчика, дознаватель входил внутрь мастерской. — Одну из его обителей мы нашли.
— Вероятно ложную.
— Тот факт, что мы не можем его поймать как нельзя лучше говорит о важности нашей охоты. Опасный враг посетил наш мир и стоит нам лишь обмануться его лживым обликом, как всё, что дорого нам, обратится прахом.
* * *
Инквизиция гналась за мной без остановки. Лишь благодаря всему своему опыту и невероятному чутью, что передалось вместе со всеми дарами Тзинча, мне удавалось быть на шаг впереди. Однако с каждым разом они оказывались всё ближе. Однако пока что я не был пойман и потому продолжал следовать своему безумному плану.
Одним за другим я оставлял следы и послания, объединяя вокруг себя всё больше последователей. Число тех, кому я помогал росло, надежда вновь возгоралась в душах и среди серости мира-крепости вновь начинали играть краски. Одним за другим разрисовывались стены в хитросплетениях загадочных разноцветных узоров, а вовсе не загадочные и довольно примитивные машины разлетались вместе с их чертежами по всему миру. И даже простой ремесленник мог в своей мастерской собрать удобный протез, ему хватит смелости нарушить догмы Адептус Механикус.
Но самое главное было не это, ведь протез вещь материальная и ничего не значащая. Куда важнее были все эти печати чистоты и посыл, который доносился до каждого. А вместе с этим, те кому я помогал, в ответ слушали меня от начала и до конца. Они даже пытались понять и очень часто… понимали. Вопросы начали задаваться, а человек, задающий вопрос, всегда будет бедой для сегодняшнего Империума.
Почему этим не занялись техножрецы? Почему они вставляют палки в колёса? Разве Сангвиний умер не ради нашей свободы, а не рабства? Не Вулкан ли телом своим защищал каждого человека от всех бед галактики? Так почему же все эти идеалы были попраны? Почему экклезиархия закрывает глаза на явные нарушения орденов? И зачем вообще умирать за Империум, который не может дать ничего взамен жизни, даже спасти собственных детей от ещё более ужасной участи?
И чем больше было давление со стороны Империума, тем больше несчастных достигали крайней точки отчаяния, по достижению которой и начинаешь верить всяким заводным мастерам и чуду. А чудо продолжало оправдывать ожидания, ведя за собой по туннелям ещё девяносто девять людей, бегущих от произвола системы. Они были настолько доведены, что готовы были поверить самому дьяволу, если тот предложил альтернативу.
— Мы пришли, — произнёс я, после чего отправил вперёд дрона-паука, который активировал одну из кнопок.
С гулом загрохотали шестерёнки, открывая монструозные ворота, после чего свет коснулся глаз. Именно коснулся, а не ярко ударил. Он не ослеплял, а ложился на изнеможённые тела и разум, словно свет звёзд, которых уже давно не было видно из-за смога.
Первый шаг первого человека был неуверенным, он не мог понять, что за цвет видит. Это был зелёный, обычный зелёный цвет, которого в природе этого мира не осталось. Был болотно-зелёный в похлёбке, тёмно-зелёный на униформе, грязный-зелёный на стенах в виде плесени, но такого чистого и яркого цвета… он раньше был везде, ведь росли деревья и простирались бескрайние луга.
Об этих днях ещё рассказывали старики, а дети называли их глупыми. Однако теперь всё это стало явью, ведь очистительная система одной из ячеек была мной восстановлена, удобрение притащили те, кто готов был не словом, а делом поддержать перемены и создав ферму на основе гидропоники я начал выращивать здесь еду, которой так не хватало. А свет… свет был дарован самим Повелителем Перемен, который взамен брал лишь объединённое чувство надежды.
Так начали исчезать люди. Инквизиция начала рыскать ещё сильнее, но сколько бы ярко не горели создаваемые мной сады, остановить перемены уже было невозможно. Бездействие было опасным для инквизиции, а действие и вовсе фатальным. Они были в проигрышном положении изначально, а в подворотнях уже слышались совсем неудобные Империуму трактовки Божественного Писания.
Всё чаще люди собирались не в храмах, а у себя дома, с такими же единомышленниками, с которыми они обсуждали зазубренные ещё в детстве главы и осознавая, что были слепы и не видели истинного посыла Императора с самого начала. Однако даже так всё шло лишь к ещё большим лишениям. Не прошло и месяца моей деятельности, как инквизитор отдал приказ об использовании радикальных мер. Ведь ситуация выходила из-под его контроля.
Запылали костры, все мои дары изымались, а ремесленники оказывались на кострах рядом со своими творениями. Всяких кто был заподозрен в том, что слушал лживые трактовки Божественного Откровения — сжигался равно как и тот, кто говорил. Волна репрессий прошла по всему миру, а на немногая надежда была вырезана из сердец наивных глупцов.
— Вот так они обвинили меня в том, что я захотел сделать чьи-то жизни чуть лучше? — спросил я, ходя по стенам и наблюдая на кварталами третьего кольца.