Но тень была, шла следом за ним, кралась, пряталась.
– Чего ты хочешь? – спросил Грир, когда оказался дома.
Тень затаилась, метнулась за диван, когда вспыхнуло искусственное освещение. Грир прошел в ванную, умылся, вгляделся в свое отражение.
– Чего ты хочешь? – спросил он клоуна, который пялился на него с зеркальной глади.
Клоун не ответил, лишь робко улыбнулся.
– Это была случайность, – тихо сказал клоуну Грир. – Мы не виноваты. Мы… – он замолчал, услышав звонок в дверь.
На пороге стоял Филип Бота. В руках у него были две почтовые коробки.
– Вот, прислали на работу, – сказал он. – Я подумал, что живем все равно рядом, поэтому…
– Что поэтому? – устало спросил Грир, пытаясь понять, что лежит в коробках.
– Что с твоим лицом, Пол? – растерянно спросил Бота.
– С лицом? – Грир провел указательным пальцем по щеке. Белый грим еще не засох.
– Ты что, тоже подрабатываешь клоуном или это у вас с Кейт такие ролевые игры? – попытался найти объяснение Бота.
– Я сейчас умоюсь. – Грир забрал у него коробки. – Никуда не уходи.
Он закрыл дверь, побежал в ванную, спешно умылся.
«Надо успокоить его, убедить, что со мной все в порядке, – думал Грир, натягивая чистый костюм. – Сходим поужинать, выпьем…»
В дверь снова позвонили.
– Я, пожалуй, пойду! – крикнул Бота, чувствуя недоброе.
Он развернулся, сделав шаг к лифту, когда открылась дверь. В нос ударил свежий запах грима.
– А вот и я! – радостно сказал Грир.
Бота медленно обернулся. На пороге стоял клоун и застенчиво улыбался ему.
Комната под зимним садом
Он был писателем – Джером Малкович. Так, по крайней мере, ему казалось с детства. Позже в этом его убедила пресса. Критики – и те словно сговорились хвалить его… И казалось, что так будет всегда. Всю жизнь… Но потом что-то сломалось: в голове, в жизни. Словно кто-то переключил невидимый тумблер. «Нужно просто расслабиться», – решил Малкович.
– Нужно просто немного отвлечься, – сказал он своей жене.
– Хорошо, – сказала Бриджит, выждала полтора года, поняла, что лучше не будет, и подала на развод.
На процессе Малкович в основном молчал да лишь изредка жаловался то на тяжелое похмелье, то на очередную женщину, с которой провел ночь.
– Ты понимаешь, что топишь нас? – шипела на него адвокат по разводам Эмили Уотсон.
Малкович кивал, спрашивал, какого размера у нее грудь, признавался, что еще немного пьян или под кайфом. Эмили оглядывалась, давала ему затрещину.
– Ты хуже моего ребенка! – шипела она.
Малкович соглашался, тем более что дочь адвоката ему действительно нравилась.
– Ей семь, ее зовут Джуди, и вчера она спрашивала, должна ли теперь называть меня папой, – говорил он, видел, как заливаются румянцем щеки Эмили, и самодовольно улыбался.
Чувства пришли как-то внезапно, хотя Малкович предпочитал, чтобы это было вдохновение или хотя бы идея на рассказ. Встреча с женой была назначена на девять утра. Был воскресный день. Малкович проснулся в семь. Эмили еще спала. От нее пахло чем-то сладким. Малкович поймал себя на мысли, что хочет не сбежать, а остаться. По крайней мере, пока не пройдет это странное чувство… Он выкурил сигарету, заставил себя подняться, оделся, поймал такси…
В баре было душно, и Бриджит опаздывала. «Впрочем, как и всегда», – подумал Малкович, заказал себе выпить, затем еще и еще. Алкоголь не пьянил. Голова настырно оставалась трезвой.
– Начал пить с утра или продолжаешь с ночи? – спросила Бриджит.
На ней была надета черная мини-юбка. Чулок не было. Черные туфли на высоком каблуке. Шаг широкий.
– У тебя трусы видно, – подметил Малкович, когда бывшая жена села за стол.
– Тебя это беспокоит?
Он пожал плечами.
– А моему новому нравится, – сказала она.
– Хорошо.
– Ты-то в последний год совсем ничего не замечал.
– Не знал, что тебя это волнует.
– Вот еще!
– Тогда хорошо.
Малкович поставил пару необходимых подписей.
– Не жалеешь, что отдал дом? – спросила Бриджит уже как-то примирительно.
– Это меньшее, что я должен тебе за те пятнадцать лет, что ты меня терпела.
– Адвокат научила так говорить?
– Адвокат еще спит.
Бриджит нахмурилась, хотела сказать что-то еще, затем махнула рукой, ушла. Малкович смотрел ей вслед и ничего не чувствовал. За соседним столом сидела пара инженеров. Какое-то время Малкович слушал их разговор, затем поднялся, прошел мимо, качнувшись к их столу, извинился, сунул в карман украденный телефон. Никто ничего не заметил. Малкович вышел на улицу, выбросил украденный телефон в урну. Ничего: ни страха, ни раскаяния, ни гордости.
Идея съехаться пришла так же внезапно, как и чувства.
– Мы просто попробуем, – предупредила Эмили. – И никаких разговоров о свадьбе и о том, чтобы завести общего ребенка.
– Согласен.
– Отлично! – Эмили прищурилась, смерила Малковича внимательным взглядом. – И никаких больше женщин на стороне.
– Согласен.
Малкович закурил.
Ближайшие пару недель они потратили на поиски нового дома. Эмили оживилась, похорошела. На бледных щеках появился румянец. И дом, который она выбирала…
– Ты словно собираешься остаться здесь на всю жизнь, – подметил Малкович, когда они осматривали новый, еще пахнущий краской дом за чертой мегаполиса.
Эмили не ответила, больше – притворилась, что не услышала. Она ходила по дому и строила планы.
– Тебе все еще нужен свой кабинет? – спросила она Малковича.
Он смутился, затем осторожно кивнул.
– Тогда выбирай любую комнату, – предложила Эмили.
Малкович смутился сильнее.
– Или ты собираешься пить и жалеть себя до конца своих дней? – неожиданно ощетинилась Эмили.
– Ты беременна? – напрямую спросил он.
Она выдержала его взгляд и сказала «да».
Следом за чувствами и новым домом пришла мысль, что удастся снова начать писать – впервые за последние годы и на трезвую голову.
– Если хочешь, то можешь снять для этого где-нибудь квартиру или номер в отеле, – предложила Эмили.
Малкович долго хмурился.
– Пока мы не закончим ремонт в новом доме, – добавила Эмили.
Малкович нахмурился сильнее, но уже в этот же вечер позвонил знакомому агенту и попросил подыскать что-нибудь подходящее.
– Жена вытянула все деньги? – удивился агент, думая о своих процентах.
– Просто не нужно ничего яркого, – заворчал на него Малкович. – Скорее, наоборот, для музы.
Старый отель был похож на замок снаружи и на дешевую ночлежку внутри. Одно крыло было закрыто, и там ночевали бездомные. В другом крыле находился крытый зимний сад, в котором не сохранилось ни одного целого стекла, и во время дождя его затапливало так сильно, что стены соседних номеров были покрыты плесенью. Большинство комнат были смежными. Номера разделены тонкой перегородкой. Толстая пожилая женщина по имени Тайра, которая вела Малковича к лучшим номерам, бесстыже перечисляла несуществующие преимущества отеля.
– Я беру, – сказал Малкович.
– Берете? – растерялась Тайра, получила деньги наличкой за месяц вперед и не смогла сдержать радостную улыбку.
Улыбался и Малкович. Водка и сигареты помогли скоротать вечер. Постельное белье пахло пылью и плесенью, но было чистым. Малкович лежал на кровати, прислушиваясь, как засыпает отель – стихают крики и брань, голоса, смех.
Ближе к полуночи он выбрался в коридор. С собой у него была початая бутылка водки и новая пачка сигарет. Все как-то неестественно стихло. Малкович попробовал отыскать зимний сад. Под ногами трещали разбитые стекла, разваливались старые ковры. Малкович прошел вперед, попробовал открыть дверь в соседнее крыло, огляделся, убедился, что никто не наблюдает за ним, ударил ногой в замок. Подгнившая древесина хрустнула, сдалась.