Выбрать главу

Но причем здесь черный пудель? Должно быть, это тоже своеобразная подсказка автора, требующая еще раз обратить внимание на эпиграф к роману: «...часть той силы, что вечно хочет зла и Вечно совершает добро».

Известно, что абсолютно адекватных переводов с одного языка на другой не бывает. Так нельзя ли понять эти строки Гете таким образом: та часть некой силы, которая (часть, а не вся сила!) вынуждена совершать зло ради конечного блага?

А теперь от атрибутов — к поступкам самого загадочного булгаковского героя Если в ранних редакциях романа свита Воланда устраивала кровопролитие и в довершение всего поджигала Москву, то в каноническом тексте убит только один человек — «наушник и шпион» Майгель. Более того: Воланд строго велит собирающемуся свистнуть Коровьеву: «Но ты смотри, смотри ... без членовредительских штук!»

Да, многие получили по заслугам в эти майские дни в Москве, но не жестоко, а скорее обидно. Хорошее средство сбить спесь! И некоторым оно пошло на пользу — Бездомному, Варенухе. И вряд ли дамы, пробежав по городу дезабилье, позарятся еще раз на даровые наряды... Так что же представляет собой деятельность Воланда? Зло? Справедливость? Автор недвусмысленно отвечает на этот вопрос.

«...Никогда не было случая, да и не будет, чтобы Абадонна (то есть смерть.— Г. С.) появился перед кем-нибудь преждевременно. Да и, наконец, я здесь»,— успокаивает Маргариту Воланд, выступая своеобразным гарантом против незаслуженной кары.

На балу Коровьев просит Маргариту: «Нужно полюбить его (гостя.— Г. С.), полюбить, королева! (...) Все, что угодно, но только не невнимание. От этого они захиреют...». Не означает ли это, что даже самый отъявленный негодяй, заслуживший посмертные муки, не заслуживает забвения? Потому что ничья история еще не завершена, вспомним скарабея (символ воскресения и перевоплощения).

«...Каждому будет дано по его вере»,— объявляет Воланд Берлиозу, утверждая тот факт, что человек сам ответствен за свою судьбу.

И наконец: «Остается, пожалуй, одно — обзавестись тряпками и заткнуть ими все щели моей спальни. (...) Я о милосердии говорю,— объяснил свои слова Воланд (...).— Иногда совершенно неожиданно и коварно оно пролезает в самые узкие щелки».

Потому что справедливость холодна и надэмоциональна. Поэтому истинная справедливость зачастую выглядит как жестокость или зло.

Итак, Воланд отнюдь не творит зла, он восстанавливает справедливость, сам являясь ее гарантом. Но «награждены» им только двое — Мастер и его подруга, а «наказаны» по заслугам более десятка человек. Такая статистика не свидетельствует в пользу «изначально присущего человеку морального закона», которым восхищался Каш. Не этот ли моральный закон оспаривал Воланд за завтраком у философа, а затем, для разрешения спора (вдруг в самом деле «народонаселение» уже «значительно изменилось», переродилось, так сказать, в результате социальной революции?) и прибыл в Москву? «..Люди как люди... обыкновенные люди... В общем, напоминают прежних...» — без восторга констатирует он. И если предметом спора Воланда с Кантом был именно моральный закон, то Воланд выиграл спор — человек все так же далек от совершенства, как и «сто с лишним» лет назад.

...Свобода порождает зло, как к добро...

Н. Бердяев

Он заслуживает покой

Мы подходим к одной из самых серьезных проблем, затронутых в романе: в чем причина безусловной склонности людей ко злу?

«Бес попутал»,— говорят в народе об оступившихся. Народу вторит церковь: все зло в людях от дьявола. Если бы Булгаков придерживался подобной точки зрения, он обязательно отразил бы это в романе. Но ничего похожего в нем нет.

Выходит, столь несовершенными людей сотворил Бог? Если несовершенство человека, приводящее к склонности последнего ко злу, изначально заложено в него самим Создателем, тогда ответствен за зло уже не дьявол, а Бог?

Разрешить эту апорию (логическое затруднение, противоречие) пытались лучшие писатели и философы во все времена, но в Европе только у Н. А. Бердяева попытка увенчалась убедительным успехом: «Божий мир полон зла, но в первооснове его заложена свобода духа, величайшее благо, знак богоподобия человека. Свобода заложена в темной бездне, в ничто, но без свободы нет смысла. Свобода порождает зло, как и добро. (...) Свобода не сотворена, потому что она не есть природа, свобода предшествует миру, она вкоренена в изначальное ничто. Бог всесилен над бытием, но не над ничто, но не над свободой. И поэтому существует зло».

Итак, человек несовершенен и может быть склонен ко злу потому, что он свободен. Свобода же непременно предполагает и ответственность за свои поступки, свою судьбу. Обратимся к строкам романа: «... Он заслужил покой»,— подытоживает Левин Матвей земную деятельность Мастера. «Заслужил» — как тщательно Булгаков отбирал слова! Не награжден, не милости удостоен — заработал, заслужил! Так говорят об ответственной свободной личности. А когда же дух человека бывает сознательно обращен к «темной бездне» и непосредственно вдохновляется ею, то человек становится человеконенавистником, гением зла. Это свойство в соединении с непомерной гордыней дает патологическую жажду власти, и тогда являются тираны. Но гениев зла в романе нет. И если «Мастер и Маргарита» — книга о Добре и Зле, то не в житейском, а в философском понимании.

Те, кто не увидели в Воланде никого иного, кроме библейского Сатаны, обвиняли Булгакова то в манихействе, то в зороастризме. Удивительно: в столь светоносном и оптимистическом произведений, как «Мастер и Маргарита», обнаружить примирение со злом, оправдание зла! Да, Воланд — не антагонист, а сотрудник Иешуа, хотя и «по другому ведомству», и сотрудник подчиненный. Ведь Свет, где пребывает Иешуа, есть первооснова бытия, а справедливость, которой служит Воланд, обеспечивает устойчивость бытия уже явленного. Носителем же зла в романе является не Воланд, как уже было сказано, а человеческие пороки. Не Лиходеев же с Могарычем равноправны Свету Иешуа!

«У Воланда никаких прототипов нет».

В церковно-христианской парадигме мироустройства, основанной на противоположении добродетели и греха, пронизанной сокрушениями о падшести человека, с вечным лейтмотивом униженной просьбы о помиловании — нет места заявившему гордо: «Никогда и ничего не просите!» Бессмысленны просьбы; беспристрастная справедливость воздаст посмертие — каждому по вере, а все остальное — по содеянному.

Произведения говорят многим: темами, положениями, сюжетами, героями. Но больше всего говорят они присутствием содержащегося в них искусства.

Борис Пастернак

Формула оптимизма

Присутствие искусства на страницах романа «Мастер и Маргарита» поражает. Завораживает волшебство лучших строк его, созвучных ритму морского прибоя. Невероятно поэтическое совершенство отрывка «Боги, боги мои...» — он безукоризнен даже по японским канонам идеального искусства. Истина постигается в молчании, считают японцы. Потому что в момент паузы между словами рождается то, что невыразимо в слове.

А тончайший, жизнеутверждающий булгаковский юмор, как магнитом притягивающий к роману юного еще читателя — чтобы не отпустить уже никогда!

А светоносная философия романа, так созвучная оптимистической и гордой философии Н. А. Бердяева, впервые заявившего о творческом назначении человека в противовес укоренившемуся в христианском сознании сомнению: а может ли быть оправдано творчество человека, не греховно ли оно? — сомнению, отравившему стольких русских писателей!

А невероятная «творческая заразительность» всех булгаковских произведений, и последнего романа в особенности! Свет творческого гения как будто заливает страницы произведений Булгакова, то разряжаясь, то концентрируясь, чтобы достичь особенной, лучистой яркости на страницах «закатного романа».

Одним из назначений настоящего искусства является передача этого «творческого импульса»: от музыканта — к слушателю, от художника — к зрителю, от писателя — к читающему его с тем, чтобы и прикоснувшийся к искусству в меру своих способностей послужил Культуре. Потому что именно культура есть цель человечества, а все прочее — только средство.

А напоследок хочу остановиться на еще одной — редчайшей — особенности булгаковского романа — его оптимизме. Я называю здесь оптимизмом не просто проникнутое бодростью мироощущение, а непреклонное, безоговорочное решение великого шекспировского вопроса в пользу «быть!».

Квинтэссенция оптимистического пафоса романа — его самая главная Истина — выражена формулой. «Все будет правильно, на этом построен мир». Пусть действительность еще так неприглядна и зачастую оборачивается несправедливостью и злом, но если все мироздание основано на законах справедливости — значит стоит и жить, и творить. Потому что единственное, что по-настоящему необходимо свободному человеку от окружающего мира — не милость и не благодать, а — справедливость.

Оптимизм Булгакова наполнил новым, возвышенным и подлинным смыслом Христову заповедь о прощении врагов своих. Холодное безразличие к врагам — вот что делает человека подлинно свободным, открытым для творчества и любви. Свободна Маргарита, не пожелавшая связываться с критиком Латунским. Свободен Мастер, закрывший свой последний счет: «Его волнение перешло, как ему показалось, в чувство глубокой и кровной обиды. Но та была нестойкой, пропала и почему-то сменилась горделивым равнодушием...»

Роман не окончен. Возможно, как раз некоторая недосказанность и придает ему свойство зеркала — отражать умственный настрой читающего. Роман воздает каждому по его сознанию: каков ты есть — той гранью и роман обернется к тебе.