Недавно институт общественного мнения Гэллопа обратился к представителям всех слоев населения США с вопросами о деятельности известных ученых, полководцев, писателей, художников и т. п.
Откликнулись 4 тысячи американцев.
Четыреста из них ничего не знали о Христофоре Колумбе. Имена Карла Маркса, Шекспира, Рафаэля оказались этим гражданам также неизвестными. Зато…
Тициана многие считали дамским парикмахером, который изобрел рыжую окраску волос, Толстого — кинопредпринимателем, поставившим фильм «Война и мир», Бетховена — автором вальса «Дунайские волны».
Торговец овощами заявил сотрудникам Гэллопа, что Аристотель каким-то боком причастен к деревянному троянскому коню. А Наполеон Бонапарт, по утверждению одной официантки, был известным французским большевиком: он завоевал Москву и казнил царя.
Комментарии излишни!
Из музея абстрактного искусства в Ганновере (ФРГ) похитили скульптуру. В связи с этим полиция разослала по городу инструкцию: «Сборщиков утиля просим быть особенно внимательными при скупке сырья, поскольку исчезнувшая скульптура по неведению может быть принята за металлолом».
Этот домик и вся его обстановка сделаны из самого обычного и в то же время необыкновенного материала. Он сооружен одним австрийским ремесленником из обгорелых спичек. Надо обладать поистине ювелирным мастерством и незаурядным терпением, чтобы обжечь 30 600 спичек и в течение 726 часов построить из них игрушечный домик.
Анатолий Волков
Этот фантастический рассказ был напечатан в журнале «Мир приключений» в 1928 году.
Два буйка качались на волнах среди непроглядной тьмы тропической ночи.
Черная вода, встречая препятствие, вспыхивала и обтекала буйки пылающими струйками жидкого огня.
Буек с седыми волосами назывался Николаем Ивановичем Врагиным, профессором биологии. Вторым буйком был я. Между нами плыла тяжелая решетка палубного люка.
Казалось, прошло несколько суток с того момента, когда мы после долгого колебания решились и спрыгнули в воду с борта горевшего парохода, сбросив сначала решетку люка. Вцепившись в нее, мы плыли рядом: решетка была слишком мала, чтобы выдержать тяжесть хотя бы одного из нас.
Рассвет наступил неожиданно. Вдруг потухли струи, из поредевшего мрака выступили плавно вздымавшиеся и опадавшие мутно-серые водяные бугры, грубая решетка, наши скрюченные пальцы, вцепившиеся в нее, и бледное, но спокойное лицо Врагина.
Гребя изо всех сил, мы старались теперь направить плот к суше.
Предрассветные сумерки в тропиках коротки, но солнце еще не успело взойти, как мы подплыли к берегу настолько, что разглядели на вершине одной из дюн три неподвижные человеческие фигуры, похожие издали на вбитые в кочку колышки. Одна из фигур стала спускаться к воде.
Подплывая все ближе и ближе, мы пристально вглядывались в фигуры на берегу. Европейцы или туземцы? Через полчаса мы могли оказаться спасенными или… в плену. На западном берегу Африки возможно и это, что бы ни говорили те рассудительные люди, которые представляют себе весь мир чем-то вроде окрестностей Петергофа или Сестрорецка.
Приподнятый высокой волной, я увидел много ближе, чем ожидал, белую полосу — пену прибоя. На мелководье волны усилились.
Налетевшая большая волна, по пути подхватив на свой хребет и меня, с грохочущим ревом далеко выкатилась на берег, разостлалась и пенистым потоком поспешно хлынула обратно. Задыхающийся, полуоглушенный, я оказался на мокром песке. Рядом, в пяти шагах, среди клочьев пены и бежавших луж, полз на четвереньках Николай Иванович.
Саженях в двадцати дальше, размашисто шагая, направлялись к нам трое в темных фуфайках. Двое передних были с автомобильными очками на глазах, третий — в пробковом шлеме. Европейцы! Концы длинных тонких удилищ упруго колебались над их головами. Успела промелькнуть нелепая догадка: пришли ловить рыбу.
С шипением и свистом чудовищного змея вырос очередной вал. Не успев повернуть головы, краем глаза я увидел на миг близко, почти у ног, высокую изогнувшуюся стену кипящей воды, пронизанную пузырьками пены. Свертываясь наверху гигантской стружкой, стена нависла надо мною. Меня приподняло, завертело и швырнуло еще дальше на берег. Сознание гасло. Еще удар — и обильный пир крабам… При этой мысли, отчаянным напряжением собрав последние силы, я поспешно отполз на несколько шагов и, не подымаясь, долго силился глотнуть воздух, давясь от воды, попавшей в легкие. Голова кружилась, все тело ныло.