Над дорогою ангелы выжимают бельё
Над дорогою ангелы выжимают бельё Выпуск 12 (21)
Спецпроекты ЛГ / Муза Тавриды / Имя
Матвеева Марина
Теги: Марина Матвеева , поэзия
***
Дохлыми амёбами луж
город разложился у ног.
У подруженьки новый муж.
У меня же только одно
место от судьбы и любви –
воспитать его ремешком!
…Город втиснут в серенький твид –
у него суровый дресс-код
в офисе разбитых сердец,
проспиртованных печеней.
На когтистых лапах песец,
как на Русь лихой печенег,
наступает. Но Русь и я –
силища великая, и
не такого били зверья!
... водяные знаки мои –
слёзы, улиц – лужи, Земли –
Ноевы ковчеги – в закат...
Мы спасёмся – только озлись,
Ванька, от петушья клевка.
Всех вокруг себя раскидай
и закон Небес утверди…
…У подруженьки новый рай –
у меня всё
тот же в груди.
Ненасытен мир – как любой,
кто здоров и силушкой дюж.
На его тарелке любовь
дохлыми амёбами душ
не заменишь. Хрупкая нить
режет масло резче, чем нож.
Не себя – другого – скормить –
в этом лучше нас не найдёшь.
Только скольких в пасть ни бросай –
а твоя придёт череда.
Ну-ка, где там твой новый рай,
Ванька?
Город, небо, вода…
***
С утрева делать нечего. День будто сдутый шар.
В окна вползает к вечеру потного полдня жар,
температурит, лапушка, хочет моих пилюль.
Не разрешает бабушка. А на дворе июль.
Где-то в Сибири лаково-белым цветёт сирень.
Наша же в май отплакала, словно в подушку. «Встрень
дедушку с поликлиники, медленно он идёт.
И ходунков, былинонька, Бог тебе не найдёт
в старости», – прошептала мне бабушка, хлеб в руке,
мякиш, как льдинку талую, плавя на языке,
ложечка, чай взволнованный, дует, жара, жара…
Я в белых шортах новеньких прыгаю со двора –
и мотыльком по улицам. Медленно он идёт…
Бог – не слепая курица – что-нибудь да найдёт,
что-нибудь да отыщется летним тягучим днём…
На ветростёклах тыщами – блики. …Давай свернём
в тот переулок, дедушка, помнишь, ты там играл
в детстве и с некой девушкой угол облюбовал
для поцелуя первого… Сам рассказал. Забыл?
Как в воскресенье Вербное веток ей раздобыл,
хоть запрещали праздновать, – в церковке освятив…
Бог – Он болезнь заразная. Скольких «врачей» сплотив,
мудрых и доморощенных, не излечила власть
прежняя. …Так короче нам, бабушка заждалась –
маленькая и верная, будто лампадный свет,
помнящая те вербочки тысячи тысяч лет.
Чаю тебе остудим мы, булочку подадим.
Видит Господь: не судим мы – будет же не судим
мир, оголённым проводом тычущийся в живьё…
Бог – дай Ему лишь повод – нам сердце отдаст Своё.
***
Стою, отдыхаю под липами
под ритмы собачьего лая.
Больна, как Настасья Филипповна,
сильна, как Аглая.
С короткими слабыми всхлипами
река берега застилает…
Люблю, как Настасья Филипповна,
гоню, как Аглая.
Мне б надо немного молитвы, но
в спасение вера былая
мертва, как Настасья Филипповна.
Жива, как Аглая,
лишь память. Врастая полипами
в кровинки, горячкой пылает
в душе у Настасьи Филипповны,
в уме у Аглаи.
Но либо под облаком, либо над
землёю – в полёте поладят:
с судьбою – Настасья Филипповна,
с собою – Аглая.
Я тоже не просто улитка на
стволе. Оторвусь от ствола я.
Сочувствуй, Настасья Филипповна.
Завидуй, Аглая.
***
Как хочется чего-то горностайного,
Чтоб на душе свернулось тёплой нежностью…
А в ней бездомные собаки режутся
На слово в кости озверелой стаею.
Как хочется чего-то горностайного…
Не мёртвый мех – живое. Но у зверика
Есть коготки и зубки – что Америка:
Снаружи – белопушье, в пасти – тайный яд…
Как хочется чего-то горностайного:
Уснувшего, беспечного и тихого…
Напрасно лезешь на душу мне ты, хомяк!
Грызи своё зерно и не читай меня.
Катастрофа, но не беда
Народы, а Гольфстрим-то остывает!
…На роды женины не успевает
мой друг Иван, хотя и обещал ей
присутствовать… Противные пищалки