Это различие стилей мышления можно ощутить и за пределами науки, в сфере социального поведения.
Основываясь на «экспериментальных» данных, предоставленных ему судьбой при разгроме УФТИ и на Лубянке, Ландау тривиалнзировал сталинский социализм до его фашистской сущности. Выдержать эту тривиализацию он смог, потому что был способен отделить родную науку от «родного» государства.
Подобное раздельное восприятие мира было, похоже, невозможно для Тамма, который, с другой стороны, был способен выдерживать значительно более расплывчатую мысленную картину своего мира в надежде на ее прояснение в будущем. Если бы Тамм получил в свое распоряжение столь же убедительные свидетельства, как «посчастливилось» Ландау, он скорее действовал бы подобно Сахарову после 1968 года.
Однако это лишь предположение. А что касается Ландау, тому пришлось практически реализовать свой исключительный способ социального поведения.
Хотя позиции Тамма и Ландау кажутся социально противоположными, психологически онн скорее перпендикулярны друг другу, подобно их научным стилям. И обе эти позиции перпендикулярны третьей, наиболее обильно заселенной оси в пространстве социального поведения их коллег — привычному, повседневному конформизму.
Социальная геометрия советской физики была достаточно неевклидова, если психологически перпендикулярные Тамм и Ландау были весьма близки в жизни науки. Достаточно сказать, что один из любимых учеников Тамма, В. Л. Гинзбург, свою самую известную работу сделал вместе с Ландау. А открывшиеся советские архивы свидетельствуют, что компетентные партийные органы считали Тамма и Ландау принадлежащими к одной и той же группе, противостоящей их «линии» в советской науке. -
Благодарю Фонд Дж. и К. Макартуров и Мемориальный фонд Дж. Гугенхайма за поддержку моей работы по истории российской науки.
МИРЫ ПРОФЕССОРА ТОЛКИНА
Невероятные приключения профессора Толкина в России
Произведення английского филолога и писателя Джона Ронадда Руэла Толкина (1892—1973) написаны в нехарактерной для литературы XX века традиционной стилистической манере и используют персонажей и антураж западноевропейского фольклора (эльфов, гномов, гоблинов, магов, троллей и тому подобное). Тем не менее его книги (центральное место среди которых занимают трилогия «Властелин колец» и написанная несколько ранее, но впоследствии ставшая как бы прологом к «Властелину» сказка «Хоббит») имели мромный успех у англоязычных читателей всего мира. Приблизительно с середины шестидесятых годов «феномен Толкина» перерос собственно литературные рамки: стали возникать толкиновские общества, члены которых не только изучали и обсуждали творчество любимого писателя, но и пытались (с различной степенью серьезности) жить в его мире.
В 1978 году в СССР вышел первый (и до сих пор наиболее читаемый) перевод «Хоббита», в 1981-м — «Хранители», сильно сокращенный и несколько искаженный перевод первой книги «Властелина колец» (в оригинале она называлась «The Fellows Rip of the Ring»). От выпуска второй и третьей книг издательство неожиданно отказалось без объяснения причин (их типографские издания на русском языке появились только в годы перестройки). Эта история стала катализатором интереса советской образованной молодежи к творчеству Толкина, В стране появились сначала вышедшие на Западе английские издания (и ксерокопии с них), затем — самиздатские переводы. В значительной степени вокруг последних сложились здешние общества «толкинистов» или «толканутых».
Э. Москетт. Портрет Дж. Р- Р. Толкина
Однако очень скоро наряду с переводами, их обсуждением и размножением «толканугые» увлеклись собственным творчеством «по мотивам», пародированием, разыгрыванием по ролям. На рубеже восьмидесятых — девяностых возникли «Хоббитские игрища» — костюмированные ролевые игры в полевых лагерях, быстро завоевавшие популярность в среде «толканутых». К настоящему времени можно говорить уже о возникновении полноценной субкультуры, подобной субкультурам хиппи, КСП, любителей рока, футбольных «фанатов» и тому подобное. Примечательно, что практически все формирование сообщества «толканутых» приходится на перестроечный и постсоветский периоды, что ставит под сомнение теории, связывающие феномен субкультур с тоталитарным строем.
Нельзя сказать, что «большая» культура совершенно не заметила «вторжения» толкиновских образов. И о самом Толкине, и о его книгах, и о «толканутых» иаписаио немало. Однако до сих пор творчество Толки на не стало предметом даже обычного литературно-критического или литературоведческого разбора. Разговор о нем обычно начинается и кончается причислением его к разряду «фэнтези», что у неискушенного читателя ассоциируется с откровенно конвейерной литературой (Муркок, Желязны и тому подобное). Об оценке и осмыслении влияния идей и образов Толкина на современную культуру не приходится и говорить. (Между тем даже в знаменитых «Звездных войнах» Дж. Лукаса можно разглядеть почти неприкрытые цитаты из «Властелина колец».) Что же касается «толканутых», то авторы публикаций о них видят их исключительно в момент турнирных схваток и в соответствии со своей позицией либо умиляются новоявленным рыцарям (зачастую даже не связывая их с персонажами Толкина), либо презрительно пишут о недоигравших в детстве в войну переростках.
На самом деле все гораздо сложнее. Начать с того, что «толканутые» рекрутировали в свои ряды множество участников из других культурных движений; КЛФ, КСП, военно-исторических клубов (которые, по некоторым данным, и привнесли в новую среду модель костюмированной ролевой игры), но особенно много — из «Системы», то есть субкультуры хиппи. Видимо, они и привили нарождающемуся сообществу очень сильный дух эскапизма. Сюжеты и образы Толкина стали как бы отдушииой, куда можно сбежать из неприемлемой реальности. Между тем, по меткому наблюдению Алексея Крылова, одно из достоинств Толкина-сочинителя — точный баланс между Приключением, в которое его герои сбегают из обыденности, и Домом, в который им — а вместе с ними и читателям — так сладко возвращаться после Приключения. Но у наших «толканутых», похоже, нет такого Дома, в который хотелось бы вернуться.
Назгул (художник Aллан Курлесс)
Коварной оказалась и сама форма военизированной ролевой игры: основным и наиболее выигрышным для участника занятием становятся всевозможные бои, более или менее представлены дипломатия, ремесло (изготовление костюмов, доспехов и тому подобное) и торговля, а вся философская, этическая и собственно литературная проблематика оказывается как бы за бортом. Характерно, что в качестве источника сюжетов «Властелина колец» довольно быстро сменил «Сильмариллкон» (в котором, как и во всяком подлинном эпосе, куда меньше философии и больше чистого действия), а региональные игры идут на материале альбигойских войн, средневековой Венеции и тому подобное, либо по книгам куда менее интеллектуальных авторов «фэнтези». (Известный специалист по фантастике и вообще литературе действия Роман Арбитман ядовито предрек в качестве финала такой эволюции игру по «Уставу гарнизонной и караульной службы». Надо сказать, что обычаи некоторых игровых команд дают к тому основания: дело доходит до классического «лечь-встать-лечь-встать...».) Характерно и то, что несмотря на все усилия Мастеров (организаторов Hip), успех в них постоянно склоняется на сторону «темных сил»: для них махать мечами — занятие естественное, свободные же народы у Толкина берутся за оружие лишь по необходимости, а самые симпатичные для автора персонажи к концу книги стараются и вовсе к нему не прикасаться.