Выбрать главу

Он сделал рывок и... сразу же упал, упал на четвереньки.

Потом, немного отдышавшись, Абалаков все же преодолел себя, прополз последние метры.

Вершина!

Он лежал на спине, смотрел в темно-синее небо и дышал, дышал...

Стрелка альтиметра показывала 7600 метров. Температура — минус 25 градусов.

Пора вниз! Банка с запиской придавлена с трудом найденными камнями.

Скорее, скорее! Осторожно вонзая кошки по обе стороны острого гребня, спускался Абалаков вниз, стараясь как можно крепче забить ледоруб.

На плато, у выхода на вершинный іребень его встретил Горбунов. Сделали засечки вершин, но фотоаппарат замерз. Пришлось удовлетвориться схемами-зарисовками Абалакова.

Уже при Луне, глубокой ночью, двойка спустилась в лагерь «6900». «Вершина взята, все благополучно», — с трудом улыбнулся Горбунов.

Однако далеко не все было действительно благополучно. Три часа оттирал Абалаков пальцы ног Горбунова, превратившиеся в ледышки. Но оттереть их не удалось, к сожалению. Пальцы почернели и начали нестерпимо болеть.

А вечером — уже в лагере «6400» — и Абалаков вышел из строя. Установка станции потребовала нескольких часов кропотливой работы, во время которой приходилось сбрасывать очки. Вечером он почувствовал резь в глазах, так что целые сутки пришлось ожидать, когда он прозреет.

Только через день все альпинисты спустились вниз, в базовый лагерь. Возвращение теперь казалось легкой прогулкой. Они спускались по леднику, а пик Коммунизма удалялся все дальше и дальше. Последнее «белое пятно» на карте Памира было стерто. ·

МИРЫ ПРОФЕССОРА ТОЛКИЕНА

Наталья и Борис Жуков

Экскурсия

 Продолжение. Начало — во втором номере за 1997 год.

Пока мы ехали по уже знакомой мне местности, я глядел в окно, ничего там не видя, и судорожно соображал. Келеборн. Имя явно эльфийское, сам не знаю, сколько сортов назвал...правда, женскими, но ведь однокоренными: келеб — это серебро, половина белых сортов так начинается. Келебриэль, Келебвен, Келебдиль... Но откуда здесь эльф? Да что я за идиот, он ведь из Лориэна. Эх, ну почему Трофи нет со мной?! Вот кому бы с эльфом встретиться! А я? Зачем судьба столь несправедлива? Впрочем, это она к Трофи несправедлива. Потому что не он, а я слышу опять чудесную мелодию, потому что мне, а не ему, кажется, что я далеко-далеко от всех и вся, но вижу с какой-то особой четкостью, как будто самую суть вещей...

И где-то за холмом — разгадка тайн

Земли,

Жак птица, бьет крылом в сиянье

и е пыли.

И блещет на крыле то слава,

то смола,

То пламя, то зола ссыпается

с крыла.

И каждый поворот мы помним

до седин.

И тяжкий мрак болот, и гордый

блеск вершин,

И спящий на заре в долине темный

храм,

И нечто, в глубине таящееся там...*

* Стихи Михаила Щербакова.

И это на меня от сидящего рядом странного существа накатывает волна спокойного доброжелательства, адресованного мне — и больше никому! А остальным достается его смущение, неуверенность в том, что он правильно поступает...

Желающих прокатиться в Мордор было немного: кроме айзенгардиев сидели еще интеллигентного вида чернокожий харадримец в золотых очках и алой набедренной повязке да пара неразговорчивых работяг-гномов, чьи путевки наверняка оплатил профком их родной шахты «Мифрильная», а то бы они и вовсе не поехали. Общество было шумным и разношерстным. Я был ценным видовым дополнением. Неужели еще и эльф?..

Мы перекатились на восточный берег Андуина. Солнце светило в хвост «Инканусу», вокруг был чудесный летний Итилиэн. Кожаный дунадан продолжал:

— Вскоре мы подъедем к старинному замку Минас Моргул...

Что-то качнулось у меня перед глазами, поплыло, зазвенело, в сердце открылась бездонная чернота — и тут же все прошло. Я тряхнул головой, огляделся. Эльф сидел выпрямившись, сжав руки, правая щека у него подергивалась, как при нервном тике.

— Вас ожидает комфортабельный отель «Минас Итил», а также вечерние развлечения. Там замечательный концертный зал. А утром желающие могут пойти на пешую прогулку в горы, по терренкуру «Кирит Унгол»...

P-раз! Опять то же муторное ощущение. Меня ведь не укачивает! Что это? Сожрал лишнего за обедом? Когда это для рыжего Рэнди Гэмджи за обедом что-то было лишним?! Чушь...

— Любители могут приобрести замечательного домашнего любимца — ручного паучка — в арахнопитомнике «Уютный Унголок».

На этот раз меня шарахнуло слабее, и я заметил, как дернуло и перекосило старика Келеборна, когда... Постой, постой! Когда этот кожаный друг сказал «Унголок»!

Тут я что-то стал соображать. Плохо было не мне, а моему соседу. И плохо ему было, когда вслух произносились определенные слова или их части. Да как же можно ехать в Мордор с такими нервишками?! Впрочем, не мне судить, не мне вмешиваться. Теперь я знаю причину и буду следить за собой.

На закате мы подъезжали к Минас Моргул. Луга цветущих предсмертников были великолепны. Особенно для меня: как-никак, я лично восстанавливал этот вид орхидей, когда-то безжалостно истребляемых гондорцами. Они считали, что запах этих цветов околдовывает и приносит несчастье. Мои исследования показали, что предсмертники совершенно безопасны, за исключением двух случаев: нельзя собирать их в букеты и ставить в комнате — это раз; нельзя шляться вдоль и поперек газонов, где они растут, — это два. В обоих случаях возможно отравление или аллергия. Жаль, что прочие виды красивых цветов не имеют таких же защитных приспособлений: тогда мой «Дориат» не пришлось бы превращать в крепость за колючей проволокой под током, с лазерной сигнализацией...

Но Келеборн, видать, в ботанике не был силен, поэтому при виде такого пейзажа отчетливо позеленел. Я не утерпел и положил ладонь на его стиснутые кисти. Руки у него были ледяные. Но самое интересное, что мое прикосновение вроде бы вернуло его из черных пучин, в которые я сам поначалу чуть не провалился. Он перевел дух и внимательно на меня посмотрел — так внимательно, будто сфотографировал на память. На долгую, эльфийскую память. И черные бездны опять сменились музыкой сфер.

...Отель «Минас Итил» был аккуратно спрятан за скалой, так что никаких следов цивилизации видно не было. Громко и холодно журчал ручей на дне долины, тянуло предсмертниками и серой — здесь были минеральные воды, знаменитые, их подавали к столу даже у Арамира. Развалины подсвечивались голубоватыми прожекторами, на шпилях рдели огоньки — чтобы не зацепились вертолеты. От всего этого веяло мощной жутью. Мне стало жалко Келеборна: он-то, наверное, видал все это не в бутафорском виде, и тогда было пострашнее.

Насладившись красотами, мы прошествовали в отель. Там нас ждали номера на все вкусы — с видом и без вида, одноместные, семейные, туркласс. Я заказал одноместный с видом на мои обожаемые газоны, велел отнести туда чемодан и задержался посмотреть, что будет делать эльф. Он стоял в очереди на регистрацию и выглядел своей собственной тенью. Айзенгардцы впереди него переругались из-за чего-то, дело затягивалось. Меня толкнули в спину каким- то контейнером, я слегка озверел и обозвал кого-то «орком». Турье обиделось. Меня обступили и начали воспитывать в духе расовой терпимости. Я заявил, что не желаю выслушивать о нравственности от Сарумановых внуков и оркиных детей. Интеллигентный харадримец спросил, как я определяю наличие и процент орчей крови у собеседника. Видимо, он хотел съязвить.