Они увидели ряд маленьких светящихся точек, сверкавших в ночном полумраке, точно звезды над горою. Ветер донес до них дым, который странно щекотал их хоботы. Раздавались слабые, невнятные голоса… затем легкий, хорошо знакомый им звук: отдаленный призыв слонихи… Призыв этот звучал и знакомо, а вместе с тем и как-то незнакомо. Он снова пробудил в слонах чувство тревоги. Это был не свободный призыв, — в нем слышалась тоска, которой дикие слоны не понимали.
При втором призыве стадо покинуло стоянку и, подгоняемое страхом, не заботясь о том, что у него под ногами и куда оно идет, погрузилось во мрак джунглей. С этой минуты слоны познали тревожные дни и ночи.
Сверкающие огоньки горели в большом лагере. На пологом склоне холма были разложены десятки костров, вокруг которых сидело много людей. Красный отблеск огней озарял лица; между маленькими палатками и деревьями суетились повара и неслись приятные ароматы горячей пищи; трубки передавались из уст в уста, и в каждой группе кто-нибудь увлекательно рассказывал о слонах. Здесь были поседевшие в охотах махуды, герои многочисленных слоновьих облав, говорившие о больших слонах, точно о детях; их сыновья, бронзоволицые юноши в ярких чалмах, внимательно прислушивались к каждому их слову. Была здесь и прислуга при слонах — худые бородатые магометане с сонными, отупевшими от опиума глазами, и следопыты — волосатые жители джунглей, почти голые, и многочисленная толпа загонщиков, водоносов и кули из Мисора и Малабара, непрестанно болтавших на всевозможных языках и наречиях. Единственным спокойным элементом были безмолвные ряды смутно обрисовывавшихся на заднем плане слонов.
Колеблющееся пламя костров едва озаряло эти мощные фигуры под деревьями, величественно, спокойно и неторопливо поедавшие среди людской суеты охапки зеленых ветвей.
Люди ужинали. Из некоторых групп доносились обрывки песен и монотонно-торжественный говор рассказчиков; во мраке трескуче бил барабан; шум постепенно смолкал, и люди укладывались спать, укутавшись в коричневые одеяла, и только сторожа молча и недвижно сидели у костров. Наконец, замерли все звуки, кроме топота ног и жеванья больших часовых движущегося лагеря — слонов-загонщиков из Мисора.
Паника дикого стада была вполне основательна. Этот движущийся лагерь прибыл с твердо определенной целью, и одетый в хаки человек с зоркими глазами охотника, командовавший отрядом, прекрасно знал свое дело. Этот лагерь был центральный из трех, двигавшихся в форме полумесяца по стране слонов, выслеживая стада и тихо подгоняя их день за днем по направлению к хедда[9]) у реки Каувери. В настоящее время концы полумесяца начали уже сходиться, приближаясь к центральному. Самая трудная задача была впереди: в заранее назначенный день все три лагеря должны были одновременно сойтись вместе для последнего загона. Да и все предприятие было делом нелегким — охотникам приходилось итти по местности, не тронутой человеком, вдали от деревень и посевов.
Охотники наметили три диких стада, из которых самое большое находилось посредине. Только один человек видел это стадо, двигавшееся вперед полным, ураганным ходом. Он рассказывал о великане, настоящем властелине слонов, и о светлосерой слонихе, которые выделялись среди всех остальных.
Широкий маллан[10]), вырванные с корнем деревья и исковерканные стволы по пути их бега показывали, что он говорит правду. К тому времени, когда три лагеря сошлись вблизи Карапура, Светлосерая и ее повелитель стали известны всем, стали почти легендарными, стали предметом многих страстных желаний и торжественных песен.
Стадо приобрело репутацию неутомимого. Из опасения, что оно может переправиться через реку и ускользнуть в джунглях, его не торопили и не тревожили. В ночь перед загоном в хедда, слоны дикого стада жевали сочный бамбук у берега реки, слегка взволнованные, но приостановившие на время свое путешествие. В лагере, состоявшем из двух тысяч человек и двухсот слонов, собравшихся вместе для участия в последнем акте этой длинной драмы, настал томительный период выжидания.