И вот, смотря вниз, я увидел далеко-далеко, в беспросветной глубине, легкий лучик света, мельчайшую световую точку, но не мигающую и ясную в этой черной бездне.
— Что это за свет? — спросил я.
Мэлон склонился над парапетом рядом со мной.
— Это поднимается один из лифтов. Не правда ли, чудесное зрелище? Он от нас на расстоянии мили или того больше, а этот слабый свет — мощный дуговой фонарь. Лифт поднимается быстро, и будет здесь через несколько минут.
И верно, световая точка все росла и росла, пока не заполнила колодец серебристым сиянием, и я должен был отвернуться от невыносимо сильного ослепительного блеска. А через мгновение клетка лифта остановилась наверху среди железных переплетов, четверо людей вышли из нее и направились к выходу.
— Почти все сейчас находятся внизу, — сказал Мэлон. — Это не шутка — проработать два часа на такой глубине. Ну, кое-что из ваших инструментов готово к работе. Самое лучшее, по-моему, что нам следовало бы предпринять, — это спуститься вниз. Там вы будете иметь возможность сами определить положение.
КИТИВИК
Рассказ Де-Вэр-Стэкпуд
В Сиднее[83]) ресторан «Парадинес» имеет подвальный этаж. Там, сидя за столиком против Мэклина, Слэйн обдумывал свою новую идею, только что пришедшую в голову.
Высокий, загорелый, светловолосый, бодрый и совсем еще юноша по виду, Слэйн был полной противоположностью Мэклина — приземистого, широкого в кости, черноволосого, с загорелым обветренным лицом, и с грубыми манерами, человека.
Глядя на Мэклина всякий скажет: это моряк, но только, какое у него отношение к морю, сказать сразу нелегко. Капитан, матрос, торговец, лоцман — в нем ото всего понемногу. Не будь пиратство профессией, канувшей в прошлое, его можно было бы назвать пиратом.
— Так вот, о вашей шхуне… — начал Слэйн.
— Двести пятьдесят, если купить ее, как она сейчас, без вспомогательного двигателя, — ответил Мэклин.
— А у вас есть и вспомогательный двигатель?
— Да еще какой!
— Прекрасно… но даже не считая его, вы, по-моему, просите за шхуну слишком дешево.
— В каком смысле?
— Двести пятьдесят… а она самому вам стоила тысячу двести фунтов стерлингов, или, по крайней мере, должна была стоить.
— Я рад, что слышу это от вас, — сказал Мэклин.
— Да я же не шучу, — возразил ему Слэйн. — Ну, теперь к делу. Слыхали вы когда-нибудь о судне «Белая королева»? Двенадцать с лишним лет назад она вышла из Сиднея на Батавию[84]). Она везла сто тысяч фунтов стерлингов — деньги одной голландской компании. С этими деньгами «Белая королева» вышла в море, да только ее и видели… Судно потерпело крушение у берегов Северной территории. Уцелели лишь двое — матрос да ребенок капитана судна. Взяли их дикари к себе в плен. Нельзя сказать, чтобы они с пленниками дурно обращались, но только матрос решил удрать от них, и это ему в конце концов удалось. Целый год он был в бегах, претерпевая всевозможные лишения. Наконец, он добрался до порта Дарвина[85]). Ему было только двадцать восемь лет, когда он отправился в путь, и хотя его скитания длились только год, но в порт Дарвина он явился с видом шестидесятилетнего старика. Весь разбитый, без гроша в кармане, он владел только одной ценностью: знанием места крушения «Белой королевы».
— Да это целая сказка! — засмеялся Мэклин. — Ну, и что же было потом с этим матросом?
— Он мечтал об экспедиции, снаряженной прямо из порта Дарвина для спасения ценностей. Мысль о золоте не выходила у него из головы. Он не стал никому рассказывать о крушении, боясь потерять надежду самому найти это золото. Он таил секрет, плавая на судне «Ява», нанявшись туда смазчиком. Двенадцать лет плавал он таким образом. А потом, изголодавшись по берегу, сошел в Луизадах и умер там от черной морской лихорадки. Перед смертью он рассказал мне всю эту историю. Он поведал мне тайну потому, что я хорошо отнесся к нему…
— Что же выдумаете теперь делать?
— Почему бы нам не взять вашу шхуну? Вам и мне.
— Двенадцать лет… — проговорил Мэклин. — За эти двенадцать лет пески могли так занести «Белую королеву», что теперь уже, пожалуй, не осталось ничего, кроме надежды когда-нибудь отыскать ее…