— Ты не такой, как все!
На сей раз дети как по команде сделали шаг вперёд, сузили полукруг, тыкали в Максима пальцами.
— Ты не из нашего мира, уходи, уходи, уходи!
— Дети, хватит!
Мягкий, но решительный и грозный голос воспитательницы заставил детей замолчать. Она появилась словно из воздуха у самого порога, сняла очки, чтобы лучше разглядеть представшую картину.
— Максим такой же, как и мы. Он один из нас, — её голос спасительным бальзамом проникал в душу. Максим вытер слёзы обиды.
— Расступитесь! — женщина уверенно прошла маленькую толпу насквозь, присела на край дивана, посмотрела на Максима с нескрываемой нежностью и теплом, помогла успокоиться. Воспитатель грозно сверкнула глазами в сторону застывших полукругом детей:
— Зачем вы обижаете его? Он не заслуживает такого отношения! — она обняла мальчика, прижала к груди, нежно гладила по голове и шептала: — Не плачь, пожалуйста, успокойся.
Максим кивнул, почувствовав себя лучше, исподлобья смотрел на прилипшую к ним толпу. Они больше не походили на людей, стояли словно картонки с нарисованными человеческими лицами. Он всхлипнул, насторожился. Голос воспитателя убаюкивал, но словно откуда-то изнутри просыпалась тревожная сирена.
— Не огорчайся, они никогда не смогут понять нас. Мы — послание высшей силы, они — обычные люди, сжираемые своей же завистью.
Её голос ненавязчиво, но ощутимо давил внутрь. У Максима закружилась голова, ему уже не нравилось, во что превратилось пришедшее спасение. Он попытался вырваться из крепких объятий, но руки женщины ещё сильнее обвили щуплое тельце. Максиму стало тяжело дышать.
— Не надо сопротивляться, никто не поймёт тебя так, как я, — слова были мягки и текучи, проникали в самые тайные уголки сознания. Максиму не хватало сил сопротивляться, он с ужасом обнаружил, что их тела начинали сливаться. Дрожь усталости пробежала по телу; ещё немного, и сознание Максима угаснет.
— Нет, солдат, борись! — грубый мужской бас донёсся до Максима из глубины подсознания. Его зрачки расширились; ему удалось поднять голову, взглянуть на бесформенное создание, в которое превратилась женщина. Хищная масса серого цвета оскалилась россыпью маленьких острых зубов. Она была готова поглотить Максима, подчинив себе его волю.
— Спокойной ночи, дружок...
Максим смог вырвать руку из тягучего плена, он не знал, что делать, как сопротивляться чужаку и его воле; в голову пришла только одна мысль: боль, только боль способна отрезвить сознание, отсеять всё лишнее. Максим поднёс руку к лицу, изо всех сил укусил себя за запястье. Вспышка ослепила глаза, он взвыл от боли и в следующее мгновение обнаружил, что кто-то, вцепившись в руку, насильно вёл его по узкому коридору. Девочка, что убежала за воспитателем, семенила рядом, нудила на самое ухо:
— Он опять испортил игрушки! Во что нам играть?
— Ой, да не ной ты, и так тошно! — уставший женский голос принадлежал вполне реальному персонажу из не самых приятных детских воспоминаний. Максим не сопротивлялся; он старался заглянуть женщине в лицо, понял, что каким-то чудом ему удалось вырваться из плена странного существа, но обернулся назад, почувствовав пристальный взгляд в спину.
— Слышишь, слышишь меня?
Максим не знал, кто это был, но жуткая серая тень шла по их следу.
— В изолятор его до утра, да, Марина Павловна? — на лице девочки проступила злорадная улыбка. Тогда, в интернате, они знали, чего больше всего на свете боялся Максим, но в этот раз он поймал себя на мысли, что изолятор — это единственное место, где он мог спастись. Дверь крохотной подсобки, в которой не было света и грязное одеяло на полу заменяло кровать, приближалась. Здесь коридор обрывался, упираясь в тупик. Воспитатель на ходу достала из кармана ключ. Они остановились, ждали, пока поддастся старый замок. Максим нервно оглядывался на шум падающих предметов за спиной; кроме него, их больше никто не слышал. Максим надеялся, что чужак не настигнет их раньше, напрягся, подгоняя иллюзию. Мир воспоминаний был нереален, но хоть он и должен был следовать немым правилам, по которым этот мир существовал, мог немного влиять на ход времени.
Дверь изолятора скрипнула и распахнулась, Максим не стал ждать приглашения внутрь, влетел в темноту сам. Проход захлопнулся, едва не прищемив ему пальцы, на два оборота щелкнул замок. Максим перевёл дыхание, он хоть и оказался в темноте, но чувствовал себя здесь в безопасности.
— Вот и сиди тут! — голос девочки сквозил издёвкой; воспитатель лениво осадила её, их шаги отдалились и исчезли. Максим приник к двери ухом, услышав чье-то тяжелое дыхание.