Открытие путей на юг вскоре после завоевания Татона привело к установлению связей с Цейлоном, центром буддизма Хинаяна. Эти связи не прерывались почти весь Паганский период. За время царствования Анируды нам известны три миссии, которые тот посылал на Цейлон. Первая упоминается в «Хронике Стеклянного дворца» (миссия просила у цейлонского царя зуб Будды) и еще две миссии — в цейлонской же хронике.
В то время на Цейлоне складывалась сложная обстановка. Король Цейлона Виджайя Ваху (1059–1114) был поглощен войной с империей Чолов. Он прислал в Татон корабль с просьбой о помощи. Но к тому времени, когда корабль достиг Раманнадесы, ее как государства уже не существовало, она вошла в состав Паганского царства. Тогда цейлонцы обратились за помощью к Анируде (это произошло между 1060 и 1063 годами).
Помощи Анируда не послал, войска были нужны ему самому. Но отношения между царствами из-за этого не испортились. Меньше чем через десять лет, в 1071 году, в Бирму прибыло новое посольство с Цейлона с просьбой о посылке монахов и буддийских рукописей для поддержания подорванной войнами религии. Просьба была удовлетворена.
Вероятнее всего, к этому же времени относится и установление связей с Южной Индией, по крайней мере продолжение тех связей, что поддерживали монские города, наследником которых выступал Паган.
Но с покорением Татона юг еще не полностью подчинился Пагану. В эти годы происходили волнения в районе Прома — бывшей столице пью. По свидетельству хроник, Анируде неожиданно пришлось отправиться походом на Тарекитару и сжечь ее, опасаясь, что «бунтовщики займут ее в будущем».
Неизвестно, кто были эти «бунтовщики». В тех местах еще жили остатки пью, моны и представители других племен.
На юге оставался независимым и Аракан. Хроники говорят о походе туда Анируды, но у исследователей нет единого мнения по этому вопросу. Ни в надписях, найденных в Пагане, ни в араканских надписях не говорится о том, что Аракан стал провинцией Паганского царства. В нем продолжали сменяться цари, иногда они присоединялись к врагам Пагана, иногда выступали на его стороне.
Но и не покорив Аракана, Паган принимал определенное участие в его внутренней жизни, выступая в качестве «сильного друга» тех, кого выгодно было поддерживать. Именно в Пагане находили убежище неудачливые претенденты на араканский трон, и оттуда они выступали в новые походы в надежде этот трон себе занять, обещая Пагану в награду за помощь и сочувствие свою вечную верность и, как правило, быстро забывая клятвы.
Горы Восточной Бирмы, населенные шанами, представляли источник опасности для Пагана. Анируда построил по реке Сальвин несколько крепостей. Однако эти крепости выполняли роль не более как «китайской стены». Они были действенны только до тех пор, пока Паган был силен и мог контролировать шанские племена. Как только Паган ослаб, никакие крепости не могли уже сдержать шанских набегов, в результате которых к началу XIV века шанские князья, возможно, захватили и город Паган.
Оставался непокоренным север, те самые горы, с которых сто лет назад спустились бирманцы. Несомненно Анируда предпринимал походы в том направлении. На этот счет имеются археологические свидетельства, в первую очередь вотивные таблички Анируды. Первым паганским властителям удалось отодвинуть на север границы своего царства, но нельзя утверждать, что все достижения этих походов принадлежат Анируде. В течение IX–XII веков цари Пагана предпринимали все новые и новые походы, пытаясь подчинить горные княжества.
Хроники, описывая северные экспедиции, следуют привычному трафарету, объясняющему все и вся религиозностью Анируды. Вот версия «Хроники Стеклянного дворца»: «Анората (Анируда) был преисполнен религиозного рвения, и он подумал: в стране Тароп королевства Гандала есть святой зуб. Если я попрошу святой зуб у владетеля Таропа…» Он с сильной армией подступил к Таропу, но город взять не мог.
Анируда возвратился из северного похода без священного зуба, но все-таки граница была продвинута к северу и там были построены крепости. На обратном пути он привел к покорности нескольких шанских вождей, и один из них, вождь Мо, отдал ему в жены свою дочь, судьба которой впоследствии послужила сюжетом многих произведений бирманской литературы. Прекрасную шанку невзлюбили при дворе, и ей, гонимой и несчастной, пришлось уехать из столицы.