Сели мы в машину, направились в самый дорогой бутик. И были там недолго. Вышли с покупкой, а машины нет!
Да мы её вот тут, возле тротуара, между голубой «Окой» и обшарпанным «Москвичом» оставляли. «Ока» стоит, «Москвич» тут, а на месте нашей красавицы – голый асфальт! Или уж ослепли мы? Или передвинули куда нашу любимую? Да машин-то немного, разом можно оглянуть. И милиционер неподалеку стоит.
– Может, озорники из двадцать девятого квартала подсуетились? – сказал он задумчиво. – Околачивались тут.
Что делать? Будь в прежние годы, побежали бы прямиком в милицию, но нынче спешить мы не стали. Потому как имели горький опыт: три года назад наш старый «Москвич» угнали ночью из запертого гаража нашей школы. Вызвали мы тогда милицию. Они пришли, пощупали сломанный запор, попросили нас назвать имена и фамилии родственников и знакомых. Один из них, белобрысый, потом вызывал меня к себе и задавал много вопросов, в некоторых из них ясно просвечивал оскорбительный намёк: поскольку муж мой намного старше, не завела ли я любовника помоложе? А может, сама навела кого-то на «Москвич»?
Это оскорбило меня до глубины души, но продозрение так и осталось неопровергнутым.
Именно это и было причиной нашего бездействия. Пришли мы домой и долго сидели опустив головы. Что делать? Законной защиты не найдёшь, время не такое. Искать надо другие пути.
Мой благоверный может только работать, вести же дела не умеет. В затруднительных случаях приходится напрягать мою сообразительность. Посоветовалась я со своим платком и отправилась к Бархату. В школе учила его истории, авось не оставит в беде.
Он был, по моему пониманию, личностью современной. Как-то быстро поднялся в гору: сначала открыл водочный магазин, потом стал торговать КамАЗами, собрал команду, построил дом, купил классную машину, женился. Если случается в городе какое-либо торжество, он непременно поднимается на сцену, говорит солидные слова, преподносит подарки. Высоких гостей приглашает к себе и щедро угощает...
И вот пришла я в его магазин. Пригласил он меня в свой кабинет. Продавщица принесла кофе. Я углубилась в мягкое кресло, пригубила кофе и растаяла как воск.
– Ох, Бархат, – говорю, – и с чего бы это грабят и грабят именно нас? Вторую машину уже угнали!
– Да-а, – говорит он, – вы же прошлый раз сразу ко мне не пришли, не сказали! Потом уж поздно было.
Кофе, как смола, приклеился в моему нёбу. Говорили мне, а я не верила... А ведь лицо его так светло, коричневые глаза глядят так искренне, так чисто... По всему видно, что сочувствует... У меня как бы ум замутился, мысли запутались. Постой-ка, думаю, он же младенцем в ясли ходил, потом в садик... Воспитывался в советской школе. Порядков не нарушал, особых неприятностей нам, воспитателям, не причинял...
Моё молчание длилось, кажется, долго. Тем временем он взял сотовый телефон и переговорил с двумя-тремя людьми. Вот так и сидели мы – учительница с учеником – и говорили о... краже машин. Вор – воспитанник, обворованная – его наставница.
– Но на этот раз ты же знаешь, что машина моя... – услышала я наконец как бы со стороны свой голос.
– Да, – сказал он. – Есть у нас такая машина.
Хоть верьте, хоть нет, от радости тёплая волна прошлась по всему моему телу. Пропади всё пропадом, лишь бы машина нашлась!
– Слава аллаху, – говорю. – Пусть благодарность сыплется на тебя с небес... Права у меня есть, документы и ключи с собой. Сейчас же сяду и поеду домой. Пусть глаза у Талгата станут квадратными!
Он широко улыбнулся. Таким милым, симпатичным он был в эту минуту! Школьником он нам красавцем не казался, видимо, портили впечатление двойки-тройки в классном журнале.
– Вы бы сели... если б это зависело только от меня, – рассмеялся он. Его, видимо, забавляла моя бестолковость. – К сожалению, теперь у нас нет такой власти. Власть она нынче высоко!
И кивнул чисто выбритым, крепким подбородком на потолок.
– Так скажи, объясни им, что я твой близкий человек... – пробормотала я. Словно кто-то невидимый выдернул из-под меня кресло, и я оказалась на четвереньках... Перед своим учеником...
– Если слушать всякого, никакое дело не пойдёт, – вдруг посерьёзнел Бархат. – У каждого знакомые, дети, родня... Покончили мы с клановостью, всё идёт по твёрдым правилам!
Какие правила, что тут правильного?
Бархат направил на меня сочувствующий взор и глубоко вздохнул.
– Так и быть... Только ради вас...
Взял со стола ручку и маленький отрезок мелованной бумаги, написал фамилию и телефон в Казани.