– Наладил всё. Проехался. Удобная. Аккуратненькая. Как яичко.
– Лишь бы довозила куда надо, – поддакнула я. – Куда уж нам за красотой гоняться...
...Знакомые надо мной подшучивают:
– Помнишь, Мунира, – говорят, – как вы ветром проносились мимо нас на своей «мурене». Как же вы на «Оке» оказались? Иль «замуреновали» вас?
А я теряюсь, не знаю, что сказать. Как будто в голове что-то заклинило после таких кувырканий.
_______________________
*Абыстай – обращение к немолодой образованной женщине.
Перевод автора
Тень
Тень
Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Проза Татарстана
Мадина Маликова
Рассказ
Обидным прозвищем Нищая гордячка я была обязана Разине. Помню как сейчас: весенним солнечным днём позвала она меня помыть окна. Время было трудное – только что закончилась война. Я была молодой женщиной, потерявшей на фронте мужа и эвакуировавшейся с сыном к матери. Жили мы впроголодь, едва сводя концы с концами, и, когда Разина позвала помочь по дому, я пошла с радостью. Семья эта была с достатком, дом – просторный, светлый.
Утром я предупредила маму, чтобы на обед картошку варила только на двоих, потому что я буду сыта. Ведь Разина, хоть и была довольно ленивой и балованной женой районного начальника, но угождала мужу тем, что умела вкусно готовить.
Когда я выставила внутренние рамы и принялась с мылом отмывать наружные стекла, по комнате стал расползаться ароматный запах куриного супа. Мне показалось, что не от ярко сверкавших стёкол и не от лучей поднимавшегося всё выше солнца так светло в доме, а от этого всё более усиливающегося аромата.
Руки привычно трут окна, а сама я прислушиваюсь к каждому звуку на кухне и по ним угадываю всё, что делает Разина: вот веселее загудел примус – значит, подкачала воздух, вот завжикал нож – режет лапшу, вот запахло луком.
– Чарли, уйди-ка отсюда, не мешайся, – журила она собаку.
Чарли – высокая, остроносая, гладкошерстная борзая. «И зачем они её приучают, пускают на кухню? Наверное, оттого, что нет детей, вот и тешат свою душу этим любимчиком», – подумала я, оправдывая Разину.
А перед глазами стояло видение горячего супа в большом блюде: в прозрачном бульоне плавает жёлтая лапша, а вдоль золотистого ободочка тарелки лоснятся поджаренные кусочки лука.
Чем чище становились стёкла, тем отчётливее было это видение. Однако мне нельзя было торопиться, потому что работу надо было закончить в тот самый момент, когда сварится суп. Запаздывать тоже было неудобно: разве прилично возиться с грязными тряпками в комнате, когда хозяин пришёл на обед.
Поэтому я домыла полы и начисто вытирала последнюю ступеньку крыльца именно в тот момент, когда он подходил к дому. И пока он входил да снимал галстук, успела помыть руки, пригладить волосы и расскатать рукава. На приглашение Разины: «Иди, Зайнап, садись», – не заставила долго ждать.
На клетчатой скатерти стояла полная тарелка тонких ломтиков хлеба (так умеет нарезать только она!), мелкая соль, даже перец. Вот, наконец, появился и долгожданный суп. Чтобы не выдать блеска в глазах, я стараласть смотреть на руки Разины. Они у неё были младенчески пухлы, нежны и белы. Я же, стыдясь своих – раскраневшихся от холодной воды, потрескавшихся и огрубелых, – старательно прятала их под скатерть, дабы не так заметна была их беспокойная дрожь. И когда отвечала на расспросы хозяина о здоровье и делах, всё старалась, чтобы он не заметил, как судорожно я глотаю слюну.
– Чарли, не путайся под ногами, потерпи немного, – повторяла Разина собаке, то и дело тянувшей свой длинный нос к столу. Вот хозяйка правой рукой, на которой ярко блеснул перстень, взяла половничек и зачерпнула прямо со дна. Сейчас она зачерпнёт ещё раз, добавит в тарелку жирного бульона и поставит перед хозяином. Таков порядок: самый жирный суп – хозяину дома, потому что на его плечи падают основные тяготы жизни, главные семейные заботы. Вторая тарелка обычно полается гостю, то есть мне, а третья – хозяйке. Затем Разина сядет на своё место, после чего первым свою ложку поднесёт ко рту её муж, и только после этого я, вынув руки из-под скатерти, потянусь за хлебом.
Но почему же она несёт первую тарелку не к хозяину, а ко мне? Я пытаюсь подсказать ей: «Погоди, Разина...» Но не успеваю договорить, так как происходит ещё более странное: она проносит тарелку дальше, мимо меня, к самой двери и ставит на пол. Сквозь дверную щель падают косые солнечные лучи. Вижу, как в золотистом бульоне плавает жёлтая лапша, вдоль каёмочки тарелки блестят красноватые кусочки поджаренного лука. И как на всё это падает тень – тень собаки.