«Никому не оказывалось такого восторженного приема, столь заслуженного, как королеве Наваррской. Маргарите едва исполнилось двадцать лет, а уже все поэты пели ей хвалу: одни сравнивали ее с Авророй, другие — с Кифереей. По красоте ей не было равных даже здесь, при таком дворе, где Екатерина Медичи старалась подбирать на роль своих сирен самых красивых женщин, каких только могла найти. У нее были черные волосы, изумительный цвет лица, чувственное выражение глаз с длинными ресницами, тонко очерченный алый рот, стройная шея, роскошный гибкий стан и маленькие детские ножки в атласных туфельках. Французы гордились тем, что на их родной почве вырос этот удивительный цветок, а иностранцы, побывав во Франции, возвращались к себе на родину ослепленные красотой Маргариты, если им удавалось повидать ее, и пораженные ее образованием, если им удавалось с ней поговорить. И в самом деле, Маргарита была не только самой красивой, но и самой образованной женщиной своего времени, вот почему нередко вспоминали слова одного итальянского ученого, который был ей представлен и который, побеседовав с ней целый час по-итальянски, по-испански, по-гречески и по-латыни, в восторге сказал: «Побывать при дворе, не повидав Маргариты Валуа, значит, не увидеть ни Франции, ни французского двора».
Стоит только вспомнить имя Степана Разина, как перед нашим мысленным взором встает широкая Волга…
и могучий, лихой атаман, бросающий в волны нежную, беззащитную персидскую княжну… И только позже мы вспоминаем, что был Разин крестьянским вождем, что «пришел дать нам волю», как писал В. М. Шукшин.
Что Степан Разин бился за волю народа — это бесспорно. Но вот была ли «персидская княжна»? Много загадок оставил нам Степан Тимофеевич.
«… Это был высокий и степенный мужчина, крепкого сложения, с высокомерным прямым лицом. Он держался скромно, с большой строгостью. На вид ему было сорок лет, и отличить его от остальных было бы совсем невозможно, если бы не выделялся по чести, которую ему оказывали, когда во время беседы становились на колени и склонялись головой до земли, именуя его не иначе, как батька», — писал голландский парусный мастер Якоб Стрейс, встретивший Степана Разина осенью 1669 г. в Астрахани.
Мы точно знаем, что отец С. Разина — Тимофей Разя жил в Воронеже и оттуда ушел на Дон, к казакам, а вот о матери сведений нет, знаем только, что Степан был «тума» — так на Дону звали детей, рожденных от пленных турчанок. Значит, жену его отец добыл в лихом морском походе казаков на Турцию.
Степан трижды (в 1652, 1658 и в 1662 гг.) бывал в Москве в составе казацких посольств (станиц), которые договаривались об участии казаков в войне России и Украины против Польши и Крымского ханства. В 1661 г. С. Т. Разин отправляется в посольство к калмыкам для подтверждения заключенного казаками союза против татар. Это посольство С. Т. Разин вел не только с ведома, но и по поручению московского правительства. 25 октября 1661 г. на Дон пришла специальная царская грамота, одобрявшая результаты переговоров С. Т. Разина с калмыцкими тайшами (старшинами). В феврале 1662 г. он снова поехал к калмыкам, на этот раз прямо в составе московского посольства, возглавленного подьячим Иваном Исаковым. Калмыков призывали вместе с донскими и украинскими казаками идти походом на Крым.
Естественно, что, занимаясь дипломатией, Разин хорошо знал и международные проблемы России, и ход русско-польской войны, и внутреннее положение в стране.
Война разоряла хозяйство, выкачивая деньги в невероятных количествах. Вводились все новые и новые налоги. Барщина достигала 3–4 дней в неделю. Своего хлеба крестьянам едва хватало до Рождества. Тяготы усугубились, когда в 1649 г. был принят новый свод законов «Соборное Уложение 1649 г.», который отменил всякие сроки сыска беглых крестьян и посадских людей. Теперь беглецов могли вернуть обратно независимо от срока побега, со всеми их детьми, внуками и пожитками. Народ отвечал восстаниями. Грозные мятежи сотрясали страну.