— Въ самомъ дѣлѣ?.. И она вѣритъ въ мою любовь?
— Какъ каждая женщина.
— Такъ ты думаешь, что я могу…
— О, да, ты можешь!
— А мой соперникъ?.. Онъ мнѣ опасенъ?
— Тебѣ? Развѣ тебѣ, такъ же, какъ и ему, нужны очки, чтобъ ясно видѣть?
Дальскій окинулъ маску испытующимъ взглядомъ; онъ былъ въ недоумѣніи, догадывался и боялся ошибиться. Онъ подзывалъ нѣкоторыхъ знакомыхъ; маска каждаго называла; съ иными шутила; другихъ дразнила.
— А этого ты знаешь? — спросилъ Дальскій подводя ее къ графу Т***.
Маска дернула Дальскаго за руку, отворотилась, и, удаляясь отъ графа, сказала Дальскому голосомъ упрека:
— Какая неосторожность!
Дальскій остановился.
— Твое имя! Прошу тебя, скажи, кто ты!
— Угадай!
— Не смѣю. Но ты такъ мила, такъ снисходительна, что вѣрно не откажешь мнѣ въ счастіи увидѣть тебя безъ маски.
— Изволь.
— Мѣсто!
— Михайловскій театръ.
— День?
— Будущая среда.
— Знакъ?
— Во время антракта я уроню въ партеръ афишку.
— А я могу ли тебѣ ее вручить?
— Если ты меня узнаешь, почему же нѣтъ!..
— Постараюсь! Куда же ты? Поговори еще со мною… я еще не успѣлъ ничего сказать.
— Поздно.
— Позволь мнѣ проводить тебя до кареты.
— О, нѣтъ! Это противно законамъ маскарада.
— Я остаюсь. Гдѣ же твой кавалеръ?
— Вотъ онъ, — сказала маска, показывая на Н — на, который въ отдаленіи стоялъ всторожѣ.
— Ваша маска восхитительна, — сказалъ Дальскій, откланиваясь и передавая ее Н — ну.
— Я увѣренъ, что ничего любезнѣе вы здѣсь не встрѣчали… Ну, что? — спросилъ Н — нъ нетерпѣливо у маски, пройдя нѣсколько шаговъ въ молчаніи и осматриваясь.
— АлександръСергѣевичъ, не оставь-, те меня! Докончите начатое!
— Что вамъ еще надобно?
— Въ среду уговорите княгиню быть въ Михайловскомъ театрѣ, поѣзжайте къ ней въ ложу… и въ антрактѣ сбросьте афишку въ партеръ… я буду все видѣть. Вы обѣщаете?
— Извольте, — сказалъ Н — нъ, смѣясь отъ чистаго сердца. — Но и вы будете въ театрѣ?
— Только не для васъ; вы меня не увидите; ожидайте меня здѣсь у дверей на будущемъ маскарадѣ, и вы все узнаете. Прощайте…
Съ этими словами маска проворно скрылась.
Дальскій предавался самымъ сладкимъ мечтаніямъ; онъ припоминалъ маленькую ручку незнакомки, ея узенькую ножку, ея пахучія бѣлыя перчатки, прозрачный черный чулокъ, благородную осанку, башмакъ, домино, любезность. Чѣмъ болѣе углублялся онъ въ самолюбивыя догадки, тѣмъ веселѣе посматривалъ на любопытныхъ, которые, во время его продолжительнаго разговора съ заманчивою маской, болѣе или менѣе слѣдили за нимъ. На вопросы, кто была эта маска, онъ всячески намекалъ на княгиню, хвалилъ умъ и тонкое обращеніе своей маски, и это самое было зародышемъ слуха, который разнесся по всему городу, будто скоро сбудется неслыханная новость, несбыточное дѣло, и что это дѣло тонкій Дальскій устроилъ въ маскарадѣ. Н — нъ уѣхалъ одинъ изъ послѣднихъ съ этого маскарада. Онъ былъ необыкновенно веселъ, ужиналъ; возвратясь домой, онъ скинулъ фракъ, придвинулъ свѣчу, опустилъ перо въ чернильницу, потеръ рукой по лбу, зѣвнулъ, написалъ шестую строку «Бородинской Годовщины», и легъ спать.
«Театръ ужъ полонъ. Ложи блещутъ,
Партеръ и креслы, все кипитъ!
Въ райкѣ нетерпѣливо плещутъ,
И взвившись занавѣсъ шумитъ…
Два дня спустя, въ Михайловскомъ театрѣ давали «L’Ecole des vieillards». Громкія рукоплесканія награждали любимицу-актрису. Когда занавѣсъ опустился послѣ перваго акта, множество лорнетовъ устремлялось на ложу бельэтажа, гдѣ сидѣла очень нарядная дама. Ея нѣкогда знаменитая красота, благородный складъ лица, разительная бѣлизна, не прикрытая ложнымъ румянцемъ, обращали на себя вниманіе наблюдателей. Сбросивъ бархатную шаль, сна живописно оперлась рукою на перила ложи и разсѣянно окидывала взоромъ кресла. Ложа княгини то пустѣла, то наполнялась дипломатами и военными. Наконецъ, вошли графъ Т*** и Н — нъ.
— Откуда такъ поздно?
— Я проспалъ, — сказалъ Н — нъ, уступая графу мѣсто позади княгини, и придвигая себѣ стулъ сбоку.
Н — нъ много болталъ, княгиня много, смѣялась, графъ много хмурился.
— Перестаньте, Н — нъ, смотрите всѣ лорнеты обращены на насъ.
— Имъ сюда и дорога.
Княгиня ласково улыбнулась.
— Поневолѣ станешь смѣяться, слушая ваши шалости.