— Знаете ли вы, моя родина потеряла с 1914 по 1920 годы убитыми и умершими от эпидемий и голода 19 миллионов человек от 16 до 49 лет?!
Такая статистика способна остановить биение сердца.
— Другая страна не поднялась бы на ноги после таких потерь; Россия — великая страна.
На кладбище марселец показывал петроградцу наиболее примечательные могилы.
Но что это? Пьяный, надорванный голос смущает могильный покой. Кто этот дерзкий безумец и что он поет?
Его рот похож на нож, с него слетают острые словечки. Митричу кажется, что он режет правду-матку. Русский гость возмущен, хочет унять хулигана. Француз не шокирован — порой студенты позволяют себе черт те что в общественных местах. Его успокоит кладбищенский сторож.
Митрич распоясался. А что, ежели постращать этих буржуа? И он направляется к ним, еще не зная, что его душенька скажет:
— Эй вы, мертвяки! Кто викон, кто шевалье? Из какого склепа?
— Из марсельской полиции, — добродушно произносит комиссар. — Визитную карточку не даю, но вас примут, не сомневайтесь.
“Примут и обыщут!” — сработало в голове Митрича. Нет, он не смеет по пустякам заводить преждевременные знакомства. Даже если этот ветряк болтнул.
— Шуток не понимаете. А еще марсельцы!
И он сплевывает через плечо и ретируется. В этой встрече примечательного нет для него — так он думает. Откуда ему знать, что он попал на глаза тем, кто развил в себе цепкую зрительную память.
Выходя с кладбища, комиссар начинает служебный до некоторой степени разговор:
— В Марселе часто бывает месье Леру. Опасный субъект и осторожный до тонкости. У Леру яхта, даже не яхта, а крепкая шхуна под парусами. Но паруса для вида. Сильные моторы “Рэно” делают “Цыганку” самым быстроходным кораблем-малюткой. В салоне происходят встречи весьма примечательных господ. “Цыганка” крейсирует вдоль берегов, заходит в Монако, на Корсику. Италия, Испания наши соседи…
— Чем занимается Леру, если не секрет?
— Вот это он и держит в секрете последнее время. Состоятельный негоциант, живет в свое удовольствие.
Русский засмеялся. Он жил теперь в стране, где законы — на страже интересов народа.
— Вы же охраняете состоятельных людей, для чего же тогда портить господину Леру удовольствие?
Француз оценил несколько коварный вопрос, но продолжал идти к цели:
— На “Цыганке” прислуга… Два русских матроса. Вы могли бы без труда найти с ними общий язык. Несколько наводящих вопросов — и наши подозрения подтвердились бы или отпали.
— Ваш Леру нарушает законы Франции?
— Уголовное преступление, в котором мы подозреваем Леру, принесет ущерб многим. И русским.
— Русским во Франции?
— Русским в России. Вашему государству.
— Что же это может быть?! Вы меня заинтриговали.
— Словить преступника, прежде чем он совершил преступление! Поймать, обезвредить, прежде чем пролилась кровь, не похищены и не припрятаны ценности… Ну так вот! Один матрос на “Цыганке” в прошлом русский герой и борец. Его имя… Минуту! Дядюшкин. Нет! Дедушкин…
— Бабушкин?! — воскликнул Шидловский.
— Да. Бабушкин. Богатырского сложения…
Шидловский вспомнил Ялту, ресторанчик на берегу. Что тогда пела артисточка? Не забылось!..
Жаль нам допеть нашу песню унылую,
Трудно нам сбросить оковы тяжелыя…
Господа собрались на яхте.
— Ялта краше, — сказал Путилов.
— Марсель надо сравнивать с Одессой, — сказал барон Жорж Гинцбург.
— Помните, наш Куприн предпочитал Ялте Балаклаву, — сказал Томилин.
— Я говорю о море, — сказал директор Русско-азиатского банка Путилов.
— А море — что море? Вода! — сказал французский вице-директор Русско-азиатского банка Гинцбург. Процитировал англичанина Честертона: — “Пускай где угодно течет вода, не попала бы только в вино”. — Засмеялся. Посмотрел на Леру.
Леру пригласил гостей в салон, где уже был накрыт стол. Афоня Деготь заканчивал протирать бокалы салфеткой. Делал он это как заправский половой — поплевывал на хрусталь и орудовал тряпицей.