Манфред утвердительно кивнул головой. Доктор и не подозревал, что его собеседник чистокровный англичанин, но в Англии Манфред выдавал себя за испанца и даже запасся испанским паспортом.
— Итак, ваши изыскания привели вас к блестящим результатам, доктор, — сказал Леон; глаза доктора Виглоу вспыхнули.
— Да, — ответил он радостно, и быстро добавил — Но кто сказал вам об этом?
— Вы сами, сегодня утром в клубе.
Доктор нахмурился.
— Неужели? — пробормотал он и провел рукой по лбу — Не могу вспомнить… Когда это было?
— Сегодня утром, — повторил Леон: — Вероятно, вы думали в ту минуту о более важных вещах.
Молодой профессор задумчиво покусывал губу.
— Я не должен был забыть об этом разговоре, — сказал он, заметно расстроенный.
На Манфреда он произвел такое впечатление, как будто одна половина его мозга судорожно боролась с другой. Внезапно он расхохотался.
— Вы говорите — блестящие результаты! — воскликнул он — Да, конечно, и я не сомневаюсь, что через несколько месяцев я буду пользоваться заслуженной славой даже в своем отечестве. Но вы не можете себе представить, какие огромные суммы мне приходится расходовать. Подумайте — одним машинисткам я плачу около шестидесяти фунтов в неделю.
Манфред с удивлением взглянул на него.
— Машинисткам? — переспросил он — Вы готовите книгу?
— Вот и дамы, — сказал доктор Виглоу.
Его манера резко обрывать разговор доходила до невежливости. Позднее, в столовой Манфред снова имел случай убедиться в непонятной грубости молодого ученого. Обед подходил к концу. Доктор Виглоу, сидевший рядом с мисс Моленекс, неожиданно повернулся к молодой девушке и громко сказал:
— Вы не поцеловали меня сегодня, Маргарита.
Девушка смутилась и вспыхнула. Руки ее сильно дрожали, когда она, запинаясь, сказала:
— Я не помню, Феликс…
Гонзалес не спускал глаз с доктора, лицо которого побагровело от бешенства.
— Вот это мне нравится! — закричал он — Я женюсь на вас, я написал завещание на ваше имя, я выдаю вашей матери ежегодную пенсию в тысячу фунтов, а вы не пожелали поцеловать меня сегодня!
— Доктор, — раздался мягкий, но настойчивый голос Гонзалеса: — Не сможете ли вы мне сказать, какое химическое соединение выражается формулой С2 О5?
Доктор Виглоу медленно повернул голову и взглянул на Леона. Постепенно странное выражение исчезло с его лица, и оно снова стало нормальным.
— С2 О5[1]— окись хлора, — сказал он своим обычным голосом, и разговор перешел на другую тему.
Из всех присутствовавших за столом только мистрис Моленекс не была смущена вспышкой Виглоу. Толстая дама сидела рядом с Манфредом и впродолжение всего обеда не проронила ни слова. Она тихонько засмеялась, услыхав намек на свою пенсию, а когда разговор снова сделался общим, она, понизив голос, обратилась к Манфреду:
— Наш милый Феликс такой эксцентричный, — сказала она — Но он хороший человек, добрая душа. Мать должна заботиться о счастьи своей единственной дочери, неправда ли сеньор?
Последний вопрос она задала на очень плохом испанском языке. Манфред утвердительно кивнул головой и бросил взгляд в сторону молодой девушки; она сидела, смертельно бледная.
— И я глубоко убеждена, что она будет счастлива, — продолжала мистрис Моленекс, — гораздо счастливее, чем если бы она вышла замуж за эту невозможную личность.
Она так и не объяснила, кто была эта «невозможная личность», но Манфред понял, что за ее словами скрывается целая трагедия. Он не был романтиком, но один взгляд на молодую девушку подсказал ему, что с ее обручением не все обстоит благополучно. И только теперь он пришел к тому выводу, который Леон сделал еще час тому назад — волнение девушки было вызвано страхом. И он хорошо знал, кого она боится.
Полчаса спустя, когда автомобиль доктора Виглоу скрылся за поворотом дороги, оба друга вернулись в гостиную.
— Ну-с, что вы скажете? — спросил Гонзалес, потирая руки.
— Скажу, что это ужасно, — ответил Манфред, садясь в кресло — Я думал, что те времена, когда матери насильно выдавали своих дочерей замуж давно отошли в область преданий. Мне столько приходилось слышать о современных девушках…
— Человеческая природа всегда одинакова, — перебил Гонзалес: — в большинстве случаев матери поступают безумно, если дело касается их дочерей. Я знаю, вы со мной не согласитесь, но я опираюсь на авторитет Мантегаццы. Он собрал сведения о восьмистах сорока трех семьях…