— Инна, сними трубку, — крикнул он.
— Ты ведь тоже рядом с телефоном, а мне ползти неохота, — отозвалась подруга Папулова.
Столик с телефонным аппаратом в самом деле находился с другого края кровати. К тому же Инну обижала конспиративность их отношений, ведь у Папулова не было семьи, чего прятаться.
— Подними, подними. Может тебе любовник звонит, а я его спугну, — нельзя было понять, шутит Папулов или говорит серьезно. Инна знала его уже больше года, но никак не могла научиться различать полутона.
Вздохнув, Инна перекатилась через кровать, сняла трубку. Но то, что она услышала, удивило ее: мужской голос потребовал Олега Федоровича.
— Кого? — переспросила Инна.
— Олега Федоровича Папулова. Позовите его к телефону.
Папулов стоял в двери спальни, голый, огромный, обросший по всему телу густой темной шерстью. Инна показала пальчиком с длинным наманикюренным ногтем сначала на трубку, потом на него. Секунды шли. В итоге разыгравшейся пантомимы Папулов все-таки подошел и взял трубку. Голос не был знаком ему. Однако собеседник представился:
— Я — полковник Фомин из областного управления КГБ.
Естественно, о Фомине он слышал, хотя встречаться не приходилось. Задавать в этой ситуации вопросы типа: «Как вы узнали, что я здесь?» мог только кретин. Папулов ответил почти машинально:
— Чем могу быть полезен?
— Не могли бы вы сегодня подойти ко мне в семь часов вечера?
Можно было спросить: «Зачем?», или сослаться на неотложные дела. Но Папулов лишь уточнил:
— На улицу Пархоменко?
На этой улице находилось областное управление.
— Нет, зачем же, тут дело несколько частного характера…
И он подробно разъяснил Папулову, где следует быть в семь часов вечера, попросив никого больше не посвящать в содержание их разговора.
Отдав трубку Инне, Папулов провел ладонью по вспотевшей плеши и попытался отгадать, каким образом там стал известен — нет, не номер телефона, и не то, что он вообще здесь бывает, — а сам факт его нахождения здесь в данное время. Его машина стоит за квартал отсюда. Сейчас за ней наблюдает старший лейтенант милиций, которому он неплохо платит. Подводить Папулова лейтенанту с точки зрения финансового благополучия невыгодно. Никто из приближенных не знал, куда он едет, телохранителей он не брал в подобных случаях, поддерживая с ними связь по радиотелефону. Инна? Исключено, он ее сам выбрал. Выходит, его «вели», за ним следили. Значит, Линник не всемогущ.
Папулов поглядел на часы в хрустальном корпусе, стоявшие на ночном столике — без четверти шесть.
Без трех минут семь Папулов позвонил у неприметной двери с задней стороны дома. Обычно за подобными дверями размещаются ЖЭКи, детские комнаты милиции, разные конторы с ничего не значащими названиями. Дверь открылась, являя взору Папулова ухоженный интерьер: приятного цвета обои, идеально ровный пол, покрытый квадратиками розового и зеленого линолеума. От входа влево размещалась покрытая голубым пластиком дверь, она была полуприкрыта, за ней слышался стук пишущей машинки. Фомин — следовало полагать, что дверь Папулову открыл именно он — жестом показал посетителю на другую дверь, распахнутую настежь. Руки он не подал, только кивнул в ответ на приветствие Папулова. На вид ему было лет пятьдесят пять — пятьдесят семь. С коротким седым «ежиком», худой, одетый в летний костюм, состоящий из серой куртки с короткими рукавами и такого же цвета брюк. Он напомнил Папулову в силу какой-то странной ассоциации хромированную деталь механизма. Жестом худой жилистой руки Фомин указал посетителю на кресло, сам занял место с противоположной стороны стола, на котором были только телефонный аппарат и лампа.
— С чего начнем, Олег Федорович? — Фомин посмотрел на него в упор. — С хорошей новости или с плохой?
— Я не знаю, собственно, о чем вообще идет речь, — мощные плечи Папулова, обтянутые тонкой, мягкой материей, поднялись и опустились.
— Вот как? Тогда для начала новость ни плохая, ни хорошая. Нейтральная, так сказать. Но это не значит, что она неинтересная.