Ремо вышел из бара.
Глава 15
Местная газета описала все в деталях. «Человек убивает себя во второй раз: прыжок окончился провалом, но крюк сработал».
«Мужчина, который являлся безнадежным пациентом частной лечебницы, выпрыгнул вчера из двенадцатиэтажного здания на Восточной Авеню», — сообщала полиция.
Они говорили о том, что он круглосуточно охранялся, и никто не допускался в его палату. «Чудовищно», — говорили доктора о том, как он разорвал себе глотку крюком на ампутированной руке.
— Удивительно, как он сделал это, — говорили в госпитале. — Он был в гипсе, и нужно было немало усилий, чтобы надавить на крюк. Где есть желание, там есть силы, — говорили они.
Ремо не спал этой ночью. Он бродил весь день по улицам, пока не вошел в телефонную будку на пересечении 232-й улицы и Бродвея. Сильный холодный ветер раскачивал деревья в парке Ван-Кортлэнд. Дети играли на сухой траве. Оранжевое солнце садилось. Было пятнадцать часов. Неподалеку группа черных подростков в пестрой униформе затеяла потасовку. Они яростно избивали друг друга.
Ремо медленно набрал специальный номер. В течение десяти минут в это время он мог позвонить в Фолкрафт. Смит поднимет трубку.
— 7-4-4, — голос Смита прервал размышления Ремо.
— Здравствуйте, сэр. Уильямс. Я имею в виду 9–1.
Голос Смита был твердым.
— В госпитале проделана отличная работа. Все концы обрублены. Отлично.
— Вам действительно это нравится?
— И да, и нет. Я не хотел бы оказаться на его месте. Я знал этого человека, но это не важно. У нас только три минуты. Что-нибудь еще?
— Да. Я принесу вам голову Максвелла в корзине через пять дней.
— Что? Кажется, ты взбешен.
— Вы слышали, что я сказал. У вас будет его голова, или я потеряю свою.
— Я не хочу, чтобы ты потерял свою. Будь осторожен.
В трубке послышались гудки. Ремо вышел из телефонной будки.
Глава 16
Фелтон знал, что страх имеет различные формы. Он мог и пальцем не трогать итальянца, а тот все равно бы дрожал на стуле в его кабинете.
— Мы собираемся задержать тебя ненадолго, — сказал Фелтон.
Бонелли застонал.
— Почему меня? Почему меня?
— Очень просто. Ты кровный брат Кармина Виаселли. Твой народ чтит семейные узы.
Бонелли сполз со стула на колени.
— Но пожалуйста, ради моей покойной матери, пожалуйста.
Джимми, дворецкий, стоящий позади пустого стула Тони, ухмыльнулся. Фелтон бросил на него мрачный взгляд. Улыбка исчезла, но Джимми потер свои огромные ладони, как будто в предвкушении мяса.
— Ты будешь в безопасности, — сказал Фелтон, наклонившись на стуле. — Пока я в безопасности, ты тоже будешь в безопасности.
— Но я пришел сам. Никто не приводил меня. Почему же вы делаете это? Почему?
Фелтон посмотрел на мокрую от виски голову Бонелли и закричал:
— Потому что ты не отвечаешь мне!
— Что вы хотите узнать? Если я знаю, я скажу. Честно. Клянусь могилой моей матери! — он вынул из-за ворота серебряный медальон и поцеловал его.
— Хорошо. Кто следует у меня по пятам и почему? Откуда это давление? Кто может быть заинтересован в этом, кроме твоего брата?
— Может, какой-нибудь другой синдикат?
— Какой? Все было улажено. Ты скажешь мне, Тони. Ты скажешь мне все, что было решено на ваших собраниях и вонючих сходках. Ты скажешь мне, а?
Тони пожал плечами.
— Скажи мне, что это полицейские. Расскажи мне об одноруком полицейском, который приходит убивать. Расскажи мне о чиновнике из департамента налогов и сборов, крутившемся у моей виллы в Джерси. Расскажи мне о буфетчиках, которым вдруг приходит в голову посетить «Ламоника Тауэрс». Скажи мне, что этот полицейский приходил снимать комнату, а потом вдруг решил вогнать свой крюк в мою глотку. Скажи это мне, Тони.
— Кармин не посылал их. Я клянусь.
— Я знаю, что вы не посылали их.
Рот Бонелли раскрылся. Он недоверчиво вздохнул.
— Я знаю, что вы не посылали их, — закричал Фелтон. — Это-то меня и беспокоит. Кто? Кто?
— Фелти, я не знаю.
Махнув рукой, Фелтон распрощался со своим гостем.
— Джимми, отведи его в цех. Ему не надо причинять вреда. Пока.
— Нет! Пожалуйста, только не цех, только не цех. Пожалуйста. — Тони сорвал медальон с шеи, моля о пощаде. Огромные руки Джимми схватили гостя за согнутые плечи и подняли его на ноги.
— Убери его отсюда, — сказал Фелтон, словно говорил о скорлупе моллюсков, которую нужно было убрать тарелки. — Убери его отсюда.
— Хорошо, босс, — засмеялся Джимми. — Пойдем, Тони, малыш, нам предстоит небольшое путешествие. Да-да.
Когда дверь закрылась, Фелтон подошел к бару и налил себе целый стакан виски. В его крепости образовалась брешь. В «Тауэрс» появились дыры. В первый раз Норман Фелтон не атаковал, а защищался.
Он опустошил стакан, скорчил гримасу человека, не привыкшего к выпивке, налил другой стакан, посмотрел на него и поставил. Хорошо, теперь он будет атаковать. Он не знал где, но чувствовал, как чувствуют звери в джунглях, что пришло время убить или быть убитым, время, когда промедление грозит смертью.
Он вышел снова на балкон и посмотрел на огни моста Джорджа Вашингтона, соединяющего два великих штата. Фелтон управлял этими штатами уже почти двадцать лет. Он создал совершенную систему с четырьмя приближенными, которые нанимали боевиков и избавлялись от трупов.
Но один из его четверки, О’Хара, распрощался с жизнью прямо в этой комнате. Один удар, удар крюком, и его голова почти отделилась от тела и совсем отделилась от системы Фелтона.
Фелтон посмотрел на свои руки. Теперь их осталось трое: Скотти в Филадельфии, Джимми здесь и Мошер в Нью-Йорке. Система с оборотом в десятки миллионов долларов находилась под угрозой невидимого врага. Кто он? Кто?
Руки Фелтона сжались в кулаки. Что ж, будет снова, как в сороковые годы, когда ничто не могло остановить его, ничто, ни этот зажиточный вонючий мир, ни полицейские, ни ФБР, ни синдикат. Благодаря своим рукам и мозгам, он сделал тогда Виаселли королем Востока из мелкого банковского служащего. Фелтон глубоко вдохнул ночной прохладный воздух и впервые за эти сутки на его лице появилась улыбка. Телефонный звонок нарушил тишину.
Фелтон вернулся в кабинет и поднял трубку черного телефона, стоявшего на столе из красного дерева.
— Да?
— Привет, Норм, — раздался голос. — Это Билл.
— А, привет, майор.
— Послушай, Норм, я звоню насчет этого самоубийства. Его идентифицировали как пациента санатория Фолкрафта в Ри, в Нью-Йорке.
— Итак, это был обреченный на смерть пациент?
— Да. Похоже на то. Я лично разговаривал с директором, доктором Смитом. Норм, я предупредил его, что он отвечает за своих душевнобольных пациентов. Гровер и Рид, кажется, навещали тебя? Это они узнали о Фолкрафте.
— Они вели себя прекрасно, Билл, — сказал Фелтон.
— Хорошо, если я понадоблюсь тебе, позвони.
Фелтон дождался гудков и набрал номер.
— Привет, Марв. Вас маста ид?
— Да, — раздался голос Марвина Мошера. — Ничего… как у тебя?
— У нас неприятности.