Он замолчал. Повозился, повздыхал. И опять заговорил:
— Теперь к кажнему, кто просит, с опаской надо подходить: не один ли это из трех святителей у тебя милостыню то просит? Может ты откажешь, а это Сергий, али Микола, али Савва праведный?.. Подавать надо.
— Подай, а сам страдай?
— Чтож, и пострадай! Э, браток, была бы душа цела, а там пусть все прахом идет. Был я богатый мужик, семь одоньев еще четыре года назад на гумне стояло, два жеребца по четыре ста целковых у меня были, изба, огород. Иван Миронов богатей был. А теперь — весь я тут. Сума осталась да и та пуста. «Жить то горько, да еще бы пожить столько». Будь благословенны стези Твои, Господи.
Золотистый лопушек, лопушек. Золотистый лопушек, лопушек.
— Жрем, что под ногами сорвем. — сказал Лука.
А глаза сейчас заплачут. Золотистый лопушек. Да. Раз ели варево. Кисленькое. Ложки большие — одна на три рта хватит. Кузьмич что то поддел из котелка и в рот. Долго грыз. Лизка захрюкала — засмеялась.
— Брось. Не угложешь. Щепа это. Тятя из щепы велел похлебку сварить.
— А что ж? Все едят, почему же нам не есть. Это — липка, Кузьмич. Ешь, батюшка, сок один. Знамо, щепку что ж есть? В ей нет никакой корысти.
Кузьмич двумя пальцами вынул щепку изо рта и положил на траве возле себя. Все равно… Золотистый лопушек, лопушек.
— Разве весь хлеб с'ели?
— Не весь хоть, а конец видать. Беречь надо.
— Пода-йте Христа ра-а-ди-и…
Сколько их! Со всех сторон окружили. Видят, что едят, и прут и прут сюда.
— Пошли вон, христосики! Головы намылю! — кричит Лизка.
Ого, какая. Может быть, обругается сейчас, как горластые мужики? А чего смотреть, золотистый лопушок?.. Ты бредишь? К черту!..
— Баб, кои без мужиков, не пущать на паром! Их и на той стороне прорва.
— Как это не пущать? А нам куда деться? Чем мы хуже мужиков?
— Эка, сказала. Мы воевали, страду примали, а вы дома на печи сидели, зады грели. Нас немного осталось, нам и надо переехать, а вы после. Ежели вы и подохнете, не велика беда: вас везде невпроворот.
Куда бы уйти? В эти дни продвинулись по берегу сажень на двести, и чужие телеги сжали клещами вязовцов.
— Держись, вязовцы!..
Это Потап кричит. Он и оглоблю припас, чтобы в случае чего… Оглоблей можно ловко… Лизка так про него говорит.
А до конторки ого-го-го!.. и половины не проехали.
Лука жалуется:
— Прежде хоть богатые пировали, а мы крохи подбирали, а теперь гонись за крохой, как слепец за блохой. Кто то такую страду вынесет? Зачаврил ты, Кузьмич.
— Я ничего.
А сам — рта не разожмет: все больно, и голова пустая, и в пустоте бродят только три словца детской песенки: «Золотистый лопушек, лопушек». Словно три странника в пустыне. Ну, никого больше нет. Ни-ко-го. Умирать? А, все равно. Вот они под деревьями лежат, с унылыми глазами, вялые, ждут смерти, тупые, как бревна. Им все равно.
— Пожует, пожует и умрет. И хоронить уже перестали. Так, оттащат в сторону и бросят.
— А чего жуют то?
— Травку. Вчера я хоронил одного, у него во рту полно травы. Какую то дикую капусту нашли. Едят.
— Ну да, золотистый лопушек.
— Всю семью вырезали, хлеб отняли, а хлеба то всего фунта три, не боле.
— А как ты думала? Голод закона не знает, через все шагает. Без хлеба не про суп-ществуешь. Дай голоду волю, голод города с‘ест, не только семью одну.
Такая маленькая голова у Луки, а мыслей… У, как противно… Он бородой думает. Вот этой, седой и грязной…
— Умираешь что ли ты, Кузьмич? Господи, вот беда то.
Лука всматривается в желтое истомленное лицо Кузьмича. Вспухло лицо и чудится: если проткнуть пальцем щеку, оттуда не кровь пойдет, а желтая водица… И Лизка стала жалостливая. В самом деле, разве так плохо?
— Подайте Христа ра-а-ди-и…
— Затрут нас. Вот бы здесь твои то силы.
— Арря! Ва-ау!.. Бей!..
Это пароход «Муравей» с паромом.
— Вязовцы, держись…. Куда прешь? В нашу очередь? Где ты был, сапатый черт? А топора не хошь протведать?…
Золотистый лопушек, лопушек…
День, ночь, вечер. А сил нет, и Белая Дева не приходит. Спать бы непробудно…
— Грозят. Ежели, говорит, вы не установите правильную череду и будете драться, мы перестанем перевозить. Издыхайте, говорит, окончательно.
— Знамо, перестанут.
— За грехи. Зачем немцев не пустили? Иль они хуже нас?.. Их черед, а их не пустили.
— Немцы — враги России.
— Матушка, оглобенька, вывези…
Никифор, Лизка, Лука, Полкан…