Выбрать главу

После получения звания «хуже всех в роте» Вова больше существенных залетов не имел, получил лейтенантские погоны и отправился отдавать службе остатки молодости и лучшие годы жизни.

Обменялись с ним визитками. Я позвоню, пообещал Вова. Помнит, однако.

Пока не звонил.

Литовкин Сергей Георгиевич

Родился в середине прошлого века в Калининграде (бывшая Восточная Пруссия) в семье советского офицера. После окончания питерской средней школы начал казенную службу, поступив в военно-морское училище в Петродворце. Служил на кораблях ВМФ в Средиземном море и Атлантике и в испытательных подразделениях на всей территории СССР и за его пределами. Завершил военную карьеру в Генштабе ВС России капитаном первого ранга.

https://www.litres.ru/sergey-litovkin/

Алексей Макаров

Нельсон

Жизнь судового механика

Да, этот рейс для меня был одним из самых тяжелых, которые, наверное, были в моей жизни. Я чувствовал себя полностью вымотанным. Иногда было такое ощущение, что я был, как отжатая тряпка. Меня оставалось только повесить на ветру, и я бы болтался на этом ветру без сопротивления и сушился.

Вот и сейчас «Кристина О» ошвартовалась в порту Ватерфорд. От устья речки до самого порта надо было идти еще полтора часа вверх по течению. Иной раз я выходил из машинного отделения, и вместе с Кразимиром, нашим поваром, смотрел на берега реки, перекидываясь незначительными фразами, о том, как изменился облик окружающих холмов, по сравнению с зимними пейзажами.

С тех пор, как я приехал на судно, в декабре месяце, и по сегодняшний день, рейс так и оставался неизменным: Авенмаус — Ватерфорд. И вот, в этом Ватерфорде сейчас опять стоит ошвартованная «Кристина О». Я сидел в ЦПУ и ждал команды об окончании швартовки. Наконец-то я получил команду с мостика — «Отбой».

Как всегда, Володя, наш новый капитан, он приехал из Питера, бодрым голосом скомандовал:

— Ну что! Машине отбой. Выводи главный. Приготовь всё к стояночному режиму. Продолжительность стоянки — неизвестна.

Я приподнялся с кресла, подтвердил принятие отбоя и пошел останавливать насосы, обеспечивающие ходовой режим.

Поставил главный двигатель на обогрев, дождался, пока компрессор подкачает воздух в баллоны. Убедился, что котёл запустился в автоматическом режиме. И всё. Я могу спокойно покинуть машинное отделение. Контроль над работой механизмов в моё отсутствие, будет осуществляться автоматикой.

В машине уже делать было нечего. Я поднялся в ЦПУ. Сел в своё знаменитое кресло и закурил. Немного передохнул, поднялся на две палубы выше и вышел на главную палубу.

Судно стояло у причала контейнерного терминала. Он был весь полностью огорожен колючей проволокой, только вдоль причальной линии можно было выйти за пределы этого терминала. Все контейнеры стояли внутри этой колючки.

Я посмотрел на небо. Погода была чисто английская. Низкие облака, из которых временами сыпал мелкий и противный дождик. Над гребнями ближайших холмов висел туман. Такая была хмарь, что она как раз подходила под стать моего паскудного настроения. На душе было муторно. Всё вокруг уже настолько опротивело, что я не знал, куда бы себя деть.

Но тут с мостика, грохоча по трапам рабочими ботинками, спустился Володя. Он, как обычно, был весел и доволен.

— Что не весел? — походя, спрашивает он меня.

А я, понимая, что вопрос задан просто так из-за проформы, пропыхтел:

— А что тут веселиться? Встали и ждем неизвестно чего, — но он, также бодро и весело, скалясь своей белозубой улыбкой, ответил:

— Сегодня никаких грузовых операций не будет. Суббота! Так что ждем понедельника. Он-то нам точно принесёт какие-нибудь новости.

— Вот и, слава Богу, — подумал я, — Хоть этой ночью можно будет поспать спокойно в своей кровати.

Я посмотрел на Володю. А он уже и забыл, что только что говорил мне. У него уже были какие-то свои мысли.

Мы с ним прошли на противоположный борт. Встали, опёрлись о планширь фальшборта и тупо глядели на серую воду реки, по которой только что подошли к причалу. На противоположном берегу виднелись какие-то разрушенные старинные строения, около которых плавали лебеди. Полюбовались на этих лебедей. Всё-таки — какая это грациозная птица. Немного помолчав, говорю Володе: