Государственный праздник был объявлен не только на Бидрупе, но и во всей Терилаксийской Звездной Федерации. Да, и шутка ли сказать, на Бидруп прилетели президенты почти шестнадцати тысяч миров. Такого просто не бывало за всю историю Галактического Человечества. Битва за Бидруп была единственным событием, о котором знали во всей галактики и не только в Галактическом Союзе, но даже и в Закрытых Мирах, которые, хотя и не присоединились к нему, имели со многими мирами тесные контакты. Бидруп относился к числу таких миров и потому правители некоторых планет из Закрытых Миров присутствовали на гостевых трибунах на вполне официальных основаниях, ведь Бидруп хотя и находился в зоне влияния Терилакса, считался независимым от него миром.
Все ждали начала парада и гадали, кто его откроет. В небе над Приморским парком застыли в парадном строю бидрупские ударные дивизии космического десанта, но они должны были завершать парад и потому большинство космодесантников выбрались из своих сверхтяжелых скафандров и эти парни спокойно загорали на солнышке, попивая пивко. Все равно снизу было трудно разобрать, сидят они внутри своих грозных аппаратов или лежат на открытых люках. За ними, над морем, в тесно сомкнутом строю, зависли штурмовики, вежливо пропустив вперед пеструю, сияющую на солнце "Молнию Варкена", но никто не взялся бы утверждать, что именно антальские дивизии откроют парад, скорее уж Звездный Князь поручит это вольным торговцам, которые нестройной толпой роились в воздухе чуть ниже бидрупских дивизий, роняя вниз пустые бутылки, банки из под пива и оранжевые канистры.
Когда часы на башне кафедрального собора Универсальной Церкви пробили ровно час дня, в самом начале проспекта Роже Бидрупа появилось две тысячи пятьсот семьдесят три огромных, круглых, антигравитационных платформ, которые парили всего в метре от брусчатки. Платформы, медленно поворачиваясь вокруг своей оси, не спеша поплыли по проспекту в сторону президентского дворца. Веселый гул голосов на трибунах стал быстро стихать.
На платформах, которые обычно применялись в карнавальных шествиях, были установлены не красочные декорации, а мрачные нагромождения бетонных и железных, проржавевших от старости и сырости, конструкций, покрытых бурыми наплывами известковых отложений. С арок свисали сталактиты, по бетонным стенам текла вода, а на полу валялся всяческий древний мусор. Все это было пыльным, грязным и совершенно непрезентабельням для такого торжественного действа, как военный парад в честь победы над врагом.
Среди этих мрачных подземелий, возились детишки, опекаемые своими Няньками. Когда зрители рассмотрели этих детей через электронные увеличители, то по трибунам пронесся тяжелый, горестный вздох мужчин и громкие, истерические рыдания женщин. Дети были одеты в грязные лохмотья, младенцы были замотаны в какое-то тряпье и куски пластиковой пленки. Четырех, пятилетние малыши нянчили младенцев, поили их чем-то мутным из банок из под пива, совали им в руки вместо игрушек какие-то комки из пластика и фольги. Все они были молчаливы и сосредоточены и, что было самое страшное, они не играли эту роль, они снова жили в этом чудовищном, совершенно непригодном для существования, мире.
Мальчишка лет семи, вооружившись какой-то железкой, отгонял от группы детишек поменьше здоровенного, песочно-бурого крысоглава, который истерично пищал и яростно бросался на него. Наконец, юный охотник изловчился и размозжил этой твари голову, после чего поддел полуметровое тело на железку, попугал этой мерзкой тварью малышей, а затем вышвырнул её с платформы. Дети варили себе похлебку в котелках, сделанных из каких-то мятых жестяных коробок, на жутковатых, чадящих копилках и ели её из грязных, пластиковых мисок. Девочка, лет восьми, бинтовала руку трехлетнему малышу и бинт этот вызывал отвращение, так как весь был покрыт бурыми пятнами засохшей крови. Внезапно, наверху появились трое мужчин в боескафандрах с бластерами наизготовку и мальчуган лет одиннадцати резко взмахнул рукой. Дети мгновенно попрятались по каким-то норам. Трое малышей постарше, подхватили котелок и коптилку, другие похватали младенцев и, зажимая им рты, быстро скрылись с глаз, их Нянька покинул свой сторожевой пост последним.
Ублюдки, а всем было ясно, что это были именно они, спустились на помост, прошли через нагромождение бетонных блоков, пальнули несколько раз из бластеров в глубь бетонных нор, и, снова поднявшись наверх, где-то исчезли. Как только они скрылись, из какой-то невообразимо узкой щели высунулся тот малец, который спрятался последним и тихонько свистнул. Малыши стали выползать из своих укрытий, а мальчуган сделал в ту сторону, куда ушли ублюдки, неприличный жест и погрозил им кулаком.
Над трибунами повисла гробовая тишина. Было слышно каждый судорожный вздох, каждый нервный женский всхлип. И такая картина была на каждой из платформ. Няньками были дети в возрасте от семи до пятнадцати лет и все они были ловкими, смелыми и мужественными мальчиками и девочками. Но, пожалуй, самая трогательная картина была на одной платформе, где за тридцатью шестью младенцами, которые едва умели ходить, ухаживала женщина-андроид с обожженным бластером лицом. Помимо того, что её лицо было изуродовано плазменным зарядом, у нее еще были повреждены ступни ног и она передвигалась от одной пластиковой коробки, которая заменяла детский манеж, к другой, на коленях. Нужно было видеть то, как младенцы тянули к ней ручонки.
Как только все платформы с детьми прошли мимо первых трибун, на проспекте появилось еще десять платформ. Эти платформы были даже больше размером, чем первые и на них стояли пластиковые декорации, изображавшие различные уголки храмового комплекса святого Маргота, вокруг которого, чинно и неспешно, ходили манекены в кроваво-красных рясах, со смиренно сложенными руками и опущенными головами. Из уважения к чувствам бидрупцев, те, кто устроил показ этих жутких картин их недавнего прошлого, не стали показывать тех гнусных оргий, которые устраивались в этом дьявольском вертепе, иначе платформы просто не добрались бы до президентского дворца. Вполне хватало и того, что зрителям показали истинных виновников зомби-переворота на Бидрупе.
Люди были в ярости. Они скрежетали зубами, сжимали кулаки и раскачивались с громкими стонами, хотя это были всего лишь безобидные манекены. Многие вскакивали со своих мест и потрясая кулаками громко кричали:
– Проклятье! Проклятье! Будь ты проклят нечестивый Маргот! Поглоти вас ад, проклятые твари!
Это было далеко не последнее испытание, которое подготовил для жителей Бидрупа и его гостей Стингерт Бартон. На проспекте Роже Бидрупа появилось еще десять огромных платформ, увенчанных шестигранными призмами плазменных экранов. Под каждым экраном в коконе силового поля находился биот. Эти твари, спасенные Веридором Мерком для более тщательного изучения, были живы и сияли всеми цветами радуги. Они хищно щелкали челюстями, бросались на силовое ограждение, тянулись к людям когтистыми лапами, а некоторые даже пытались стрелять по ним плазменными зарядами из своих био-бластеров. Для того, чтобы люди рассмотрели биотов получше, на огромные экраны проецировались их изображения. Толпа вновь взревела, но уже куда яростнее и в биотов полетели пустые бутылки и банки из под пива.
Бидрупцы в ярости совали руку в карман или опускали к поясу, чтобы выхватить бластер, но вспоминали, что все оружие им было приказано оставить дома. Да, и бесполезное это было занятие, силовое поле, взявшее в плен биотов, было невозможно пробить из легкого ручного оружия. Под иступленные крики ненависти и эти платформы неспешно уплыли в сторону президентского дворца. Публика вскоре успокоилась и все теперь испуганно и напряженно ждали того, чем еще их огорошат устроители этого странного и шокирующего парада, смотреть на который было одно мучение.
Несколько минут ничего не происходило и последняя платформа с биотами успела удалиться чуть ли не на километр, когда из скрытых динамиков раздалась громкая барабанная дробь. Люди замерли, ожидая, как минимум, самого Звездного Князя Веридора Антальского с супругой, но вместо этого с неба плавно опустился на брусчатку проспекта открытый тримобиль-лимузин, за рулем которого сидел какой-то военный в парадном мундире, а за его спиной спокойно стоял на возвышении невзрачного вида коренастый мужчина в потрепанных штанах, стоптанных башмаках и самой затрапезной куртке. Голос диктора громко и торжественно объявил: