— Начнем, пожалуй, — сказала Наташа Верман, — слово Фрузе Деньковой.
Из-за дощатого стола, накрытого домотканым абрусом,[2] поднялась хрупкая девушка. Она машинально одернула платье и, пылая лицом, обратилась к друзьям:
— Наша комсомольская организация выросла не только количественно, но и качественно. Начали мы с семи человек, теперь нас более двадцати. Ряды патриотов растут с каждым днем. Во всех населенных пунктах нашего района хлопцы и девчата готовы воевать с фашистами. Это наш боевой комсомольский резерв. Недавно повстречалась мне одна девушка. Просила помочь связаться с партизанами. Хочет, говорит, бить врага. Я спрашиваю: «А чем бить будешь, кулаками, что ли?» А она в ответ: «Нет, автоматом!» И что вы думаете? У нее, оказывается, и в самом деле есть автомат. Нашла и припрятала… Такие факты, конечно, радуют, — продолжала Фруза, — но нельзя забывать о другой стороне дела. После диверсий на железной дороге гитлеровцы задумали подослать к нам и к партизанам провокаторов. Мы должны быть к этому готовы. Может, нам воздержаться от приема новых ребят в нашу подпольную организацию? Надо усилить конспирацию, быть предельно бдительными. И еще надо, чтобы…
Речь Фрузы прервал сигнал, поданный внешней охраной.
— Спокойно! — сказал Варкиянов. — Всем оставаться на местах, приготовить оружие.
Володя Езовитов выскочил в сени, столкнулся с Савелием Михайловичем. Тот зашептал:
— В деревне появились унтер из «охранной» и с ним двое полицаев.
— Как же вы узнали их? Темень ведь.
— Э, сынок. Тех-то, окаянных, я и за сто верст учую. И куда заглянули — тоже знаю. Вошли во вторую от края хату. Там самогон имеется. А они до него дюже охочи.
— Спасибо, Савелий Михайлович, у вас прекрасный слух и отличное зрение, — сказал Езовитов, — продолжайте наблюдать за ними.
— Я уже сказал своему сыну. Он командует — я исполняю.
— Хорошо, Савелий Михайлович, доложу комиссару.
— Доложи, доложи!
Заседание продолжалось. Когда Фруза закончила доклад, Варкиянов попросил слова. Говорил комиссар обстоятельно.
— Дела комсомольской организации добрые, но следует помнить, что после каждой успешно проведенной операции вести борьбу с врагом еще труднее. Фашисты предпримут все, чтобы найти и схватить подпольщиков. Ради этого они пойдут на любые провокации. Надо решительно воздержаться от всяких контактов с неизвестными лицами, надо обо всем подозрительном, необычном сразу же сообщать комитету и командованию отряда… Задача на первый взгляд кажется простой, — продолжал Варкиянов, — однако можем ли мы совсем отгородиться от людей? Можем ли закрыть доступ в свои ряды настоящим патриотам? Нам известно, многие честные люди пытаются наладить с нами связь. Есть среди них и бойцы, из-за ранений отставшие от своих частей. Как им не помочь? А в то же время мы располагаем и такими сведениями: из Германии фашисты привезли сюда своих агентов. Под видом советских бойцов, бежавших из плена, они должны осесть в окрестных деревнях, чтобы потом внедриться в наши ряды…
Снова раздался сигнал тревоги.
— В чем дело? — спросил выскочивший на крыльцо Езовитов.
— Вышли из хаты, — сообщил Деньков-старший. — Слышишь, болтают? Не иначе, как самогону набрались.
— В нашу сторону не свернут?
— А холера их ведает? Кажется, поворачивают оглобли обратно. Думаю, не свернут. К ночи пугливыми делаются. Если свернут, Николай заметит. В одну минуту сообщим. Силы-то не ахти какие.
— А как там «тылы»?
— Старуха на посту, — ответил Савелий Михайлович, — она у меня как солдат. Пока разводящий не прибудет, с поста ни шагу.
— Пока в порядке, — доложил Езовитов, вернувшись в дом.
— Будем заканчивать, товарищи! — сказал Варкиянов. — Наш совет таков: проверьте всех, кого за последнее время вы приняли в свою организацию. Все. А теперь расходиться. По одному, по двое…
Фрузу Варкиянов попросил задержаться.
— Хочу еще раз вернуться к нашему разговору, — сказал ей комиссар. — Избегать контактов с неизвестными людьми надо тоже умело. Совсем быть нелюдимыми негоже. Во всех случаях надо держаться естественно, никакой подозрительности не выказывать.