Итак, Петр Хейнлейн оказался в тюрьме. Теперь уже никто не сомневался, что часовой мастер лишился рассудка и все одобряли решение бургомистра, сохранившего спокойствие мещан.
Тюремный надзиратель тоже был доволен. Заключенный вел себя спокойно, целыми днями занимался каким-то странным занятием, пользуясь отвертками и другими небольшими инструментами, был доволен всякой едой, только странно: не хотел видеться с женой.
Прошло опять несколько лет, и, казалось, что уже ничто не изменится, как в один прекрасный день Хейнлейн изо всех сил начал бить кулаками в дверь и кричать во весь голос:
— Надзиратель! Надзиратель! Ян, сюда!
Ян прибежал сию же минуту.
— Иди, скажи бургомистру, — изо всех сил кричал часовой мастер, — что я уже хочу сегодня выйти из тюрьмы.
Тот рассмеялся.
— Что? На свободу захотелось? Ты — болен! Успокойся немедленно!
— Иди к бургомистру, — не унимался Хейнлейн, — и скажи, что я уже могу выйти отсюда, уже хочу…
— Ну и что ж такого, что хочешь? Напейся лучше холодной воды, а не то я тебя сам охлажу.
Так и не узнал бы бургомистр о желании часового мастера, если бы не случай. Как-то, проходя мимо тюрьмы, бургомистр услышал крики. Он немедленно позвал тюремщика, чтобы узнать, в чем дело.
— Ничего особенного не случилось, — объяснил надзиратель, — только этот сумасшедший вот уже третий день кричит, что хочет выйти на свободу. Мы его уже водой поливали, но ничего не помогает. Говорит, что так договорился с бургомистром.
Бургомистр начал вспоминать. Ведь прошло столько лет с того дня, когда Петр разговаривал с ним. Не может быть, чтобы сумасшедший так долго помнил о том, что требовал.
— Проведите меня к нему! — потребовал бургомистр.
Надзиратель удивился смелости хозяина города, особенно тогда, когда тот захотел войти в тюремную камеру.
— Говорят, что ты меня звал, Петр? — спросил бургомистр.
— Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! Я всё-таки сделал часы, которые можно носить в кошельке!
— Какие часы? В каком кошельке? — недоумевал бургомистр.
— Вот эти! Они ходят в любом положении: и когда держишь вертикально и горизонтально, и когда даже переворачиваешь вниз циферблатом. Вот посмотрите!
Он вынул из ящика своего небольшого стола маленькую плоскую коробочку. Открыл крышку. Внутри был виден коричневый циферблат с цифрами и стрелками. На обратной стороне виднелась надпись, выгравированная на латинском языке: «Сделал Пётр Хеле из Нюрнберга в году 1510».
— Хеле? — удивился бургомистр.
— Не важно, как я сократил свою длинную фамилию, — заметил часовой мастер, — вы только посмотрите на эти часы, на их внутренности…
— Часы, как часы… пружинные. Ничего нового не вижу. Ведь пружинные часы у нас уже давно делали. Эти только уж совсем маленькие, таких еще не было. А пружинка-то какая малюсенькая… И, что? Они ходят? — спросил, наконец, гость заключенного.
— Ваше превосходительство, лучше всего, чтобы вы сами лично убедились. Одного завода пружины хватает на сорок часов!
— Быть не может! — удивился бургомистр. — Большие, настоящие часы и те не ходят дольше восьми часов, а потом их опять надо заводить.
Но всё же он внимательно посмотрел на открытый механизм хейнлейнсвского изобретения.
— Ты прав. Хоть твои часы и пружинные, а что-то в них есть такое, что отличает от остальных. Вот и бильянц[1] совсем другой формы. А это что? Обо что он так ударяется? — теперь уже не на шутку заинтересовался бургомистр изобретением заключенного.
— Это две свиные щетинки, ваше превосходительство. Они эластичнее металлических проволочек, лучше отбивают бильянц. Это благодаря им мои часы ходят в любом положении.
Бургомистр долго рассматривал механизм новых часов. Наконец, внимательно посмотрев на Хейнлейна, сказал:
— Я ошибался, дорогой друг. Часы эти совсем не похожи на все предыдущие. Да и в отношении тебя я тоже ошибался…
— Ваше превосходительство, — прервал его часовой мастер, — только благодаря этим годам одиночества и полного спокойствия я смог добиться своего. Вам, моему доброжелателю, я и хочу отдать свое изобретение.
— Мне? Эти часы? Петр, ведь это единственные часы в мире! Их можно бы подарить даже царю!
— Эти часы сегодня единственные, но одновременно только первые. Часы, которые можно носить при себе, понравятся всем, а я их сделаю много.
Спустя четыреста лет после изобретения первых карманных часов, в 1910 году в Нюрнберге был поставлен памятник Петру Хейнлейну. Молодой человек в средневековой одежде стоит, держа в одной руке часы, а в другой какой-то инструмент. Глаза его смотрят на механизм так, как будто хотели бы еще внести какие-либо поправки. A у ног лежит брошенная гиря с цепочкой — символ старых и неточных часов.
1
Бильянц — часть, которая употреблялась в первых механических часах вместо баланса или маятника.