— Без одежды ты в школу не пойдешь.
Май накинула широкое кимоно. Ее лицо было безжизненным, как замерзший пруд.
Я смотрела на нее и думала: лишь бы она закричала на меня, заистерила, ударилась в слезы — что угодно, ну хоть что-нибудь.
По окну резко застучали. Один из уйуньи оглядел квартиру, поморгал и снова нетерпеливо замолотил по стеклу длинным кривым клювом.
Я махнула рукой, сделав окно непрозрачным, включила глушители шума и обернулась к Май.
— Мне это все надоело. Если бы ты больше общалась с представителями твоего вида…
Она скривила губы, будто откусила от гнилого яблока.
Зазвенел дверной сенсор, и я зажмурилась. Перед моим внутренним взором толпа уйуньи за дверью клевала консоль.
— Мы об этом еще поговорим.
— Нам не о чем говорить.
Май скользнула мимо меня, открыла дверь и растолкала уйуньи. Ее оптоволокна осыпали их градом извинений.
— Я же ради тебя стараюсь!
Я бросилась было за ней, но орава приземистых инопланетян внесла меня обратно в квартиру. Когда я добралась до двери, дочери и след простыл.
— Дайте мне прибраться.
Я ввела несколько команд, и слойбетон поглотил все мое имущество. Мебель и техника растворились во вспышке жесткого света, нанопроводка растаяла в проекционных обоях.
Я обернулась и увидела, что все уйуньи смотрят на меня.
— Ваше гнездо слишком маленькое.
— Габариты были указаны в объявлении, и если это для вас проблема…
— Вы понимаете неверно. Для наших нужд квартира более чем достаточна. Мы имеем в виду вашего птенца. Ей нужно пространство для полета.
— Слушайте, я не прихожу в ваше гнездо и не рассуждаю о том, как выращивать ваш… выводок.
— Зачем вам так поступать? Мы и так весьма компетентны в этом отношении. Это вы нуждаетесь в инструкциях.
Я разозлилась.
— Прошу освободить помещение до того, как я вернусь с работы.
Пришельцы опять обменивались цветосигналами. Я ушла до того, как они пришли к консенсусу. Спасибо Среде, что не удосужилась потребовать замены дверей, которыми можно хлопать, бесшумными.
— Итак, почему Макартур не стал настаивать на том, чтобы императора Хирохито судили за военные преступления?
Я поискала в море тусклых глаз проблески любопытства. Пусто. Применив древний педагогический прием, я выбрала ученика, который отвлекался больше всех.
Ладонь Кёртиса Хуна ударила по парте, и чат-призма, раскрашивавшая воздух над ее матово-черной поверхностью, исчезла. Кое-кто прыснул, но я сделала вид, что ничего не заметила. Конечно, Кёртису полагалось не калейдологиться, а переваривать сегодняшнюю порцию скачанных материалов.
Кёртис поднял голову, светодиоды вспыхнули синим любопытством.
— Пожалуйста, на японском, мистер Хун.
— Не могли бы вы повторить вопрос?
Я это сделала.
Он беспокойно заерзал.
Я наслаждалась тишиной, которая заполняла аудиторию, душную и неуютную, как токийское лето. Им было наплевать. Я вспомнила спор с Май и ощутила, как вверх по позвоночнику ползет тепло.
— Что толку от фактов, если вы их не понимаете? — Я вздохнула и продолжила: — Чтобы извлечь смысл из знаний, из чего бы то ни было, мы должны уметь делать выводы. Зная, как Япония и Америка реагировали на послевоенную оккупацию, мы можем лучше понять переговорный процесс, который разные культуры используют, чтобы прийти к компромиссу и…
Звонок.
Мои слова утонули в хрусте голографов и топоте ног.
— Мы обсудим это в понедельник.
Толкаясь и светясь всеми цветами радуги, они выбежали из класса — в молчании, если не считать пары смешков и тонкого, насекомого верещания вращающихся чат-призм. Я плюхнулась на стул и одним движением руки очистила тридоску.
Цветной всплеск на мониторе оповестил меня о госте. Уроки на сегодня закончены, никаких встреч я не назначала. Может, это Май? Стоило подумать об очередном раунде борьбы с дочерью, как мой желудок свело.
— Войдите.
Администратор Охряная Нива В Рыжую Клеточку вступил в класс, шурша тысячами тонких трубконожек. Фостерн был метрового роста и практически двухметровой ширины; рельефный ком его центрального тела поддерживали пять радиальных рук. У него не было ни ушей, ни носа, ни узнаваемого лица — одни глазные пятна, испещрившие спинную поверхность. Эти пятна, как камешки, были разбросаны тут и там по углам и изгибам его гиперболической геометрии.
Хроматофоры на теле Администратора сошлись в завитки обыденного приветствия. Кивнув в ответ, я достала из ящика стола призму-переводчик. Она чуть устарела, однако я, как и многие люди, выросшие в доконтактную эпоху, цветоязык фостернов так и не освоила. Я понимаю, что это лингва-франка[1] Среды, но при мысли о том, что в мое тело вошьют километры оптоволокна, по коже бегут мурашки.
1
Лингва-франка — смешанный язык, сложившийся в Средние века в Средиземноморье и служивший для общения арабских и турецких купцов с европейцами, в переносном смысле язык международного общения. —