Виктория пришла прямо с работы. Это видно по ее элегантной одежде. Изящный пиджак поверх тщательно выглаженной блузки, как и подобает юристу Финансовой инспекции. Способная всегда и во всем – это тоже моя наследственность, хотя наши усилия принесли разные плоды. Моя академическая карьера завершилась должностью менеджера по заказам и работе с клиентами в компании «Строительные и автомобильные стекла Берга». Со временем мне еще поручили бухгалтерию и контроль за складом, я работала так прилежно, что компания смогла оптимизировать издержки, сократив моих коллег, и на работе стало одиноко. Но собственник, конечно, моей работой был чрезвычайно доволен.
Виктория начинает говорить, как только я приближаюсь к столу.
– Я звонила тебе на неделе. Ты что, не видела мои сообщения?
Я откашливаюсь в ответ и начинаю нервничать. Как непослушный ребенок в ожидании заслуженного наказания. Дочь требовательно смотрит на меня, пока я расстегиваю пальто, пожалев, что надела его сегодня. Это перебор – красный цвет восклицательным знаком выделяет то, о чем я рассказывать не собираюсь.
– Сейчас, только разденусь.
Иду назад к входной двери. Правой здоровой рукой дотягиваюсь до вешалки и, повернувшись спиной к столику, закрываю на мгновение глаза и делаю глубокий вдох. Это ради нее, уговариваю я себя. Ради самой Виктории не буду ничего ей рассказывать. Только о разводе. Я держалась, стиснув зубы, тридцать лет, чтобы ничего кардинально не менять, не ставить под угрозу ее потребность в контроле над ситуацией. Сохраняла для нее стабильную базу, чтобы дочь смогла расправить крылья, которые я сама расправить так и не смогла.
Но больше я держаться уже не могу.
У столика стоит официант, я заказываю бокал вина. Виктория свой уже наполовину осушила, но от добавки отказывается и просит принести газированную воду.
Мгновение мы сидим молча. Я не знаю, с чего начать. Она успевает меня опередить.
– Судя по твоему сообщению, ты хотела что-то обсудить со мной.
Я медлю и подыскиваю одну из заранее заготовленных фраз.
– Да. У меня грустные новости. – На лице дочери я успеваю прочитать много эмоций, прежде чем набираюсь мужества продолжить. – Понимаю, что это может тебя огорчить, но я рассталась с Кристером. На развод подавать не буду, а жить собираюсь отдельно.
Виктория открывает рот и молча смотрит на меня. В это мгновение я начинаю слышать звуки вокруг и отдыхаю, переключая внимание на несущественное.
– У тебя появился другой? – произносит она наконец.
– Да нет, что ты. – Ее вопрос звучит так абсурдно, что вызывает у меня улыбку. – И где же мне встретить другого? В автобусе по пути с работы домой, что ли? А где еще?
– Ну мне-то откуда знать? – она пожимает плечами и выдерживает секундную паузу. – Может, на работе.
Я предпочитаю промолчать. Как мало ей известно о моей жизни. Разговоров о работе лучше избежать – не хочу рассказывать, что уволилась. Будет трудно объяснить, не раскрыв всей правды.
– А что Кристер? Ты сказала ему? – сдержанно спрашивает Виктория. Выражение ее лица меняется при упоминании отца.
– Конечно, сказала.
– И что он думает по этому поводу?
Я пожимаю плечами:
– Честно говоря, не знаю.
Я на самом деле не знаю. Может быть, когда я паковала свою одежду, он был в состоянии шока, потому что ничего не сказал. Просто стоял, скрестив руки на груди, и как-то снисходительно улыбался, будто думал, что скоро я опять начну развешивать вещи по местам. Лишнее доказательство того, насколько плохо он меня знает. За тридцать лет я ни разу не угрожала ему уходом. Ни единого раза.
Использовать такие фразы было его прерогативой.
– Тебе лучше обсудить это с отцом. Теперь вы должны выстраивать свои отношения самостоятельно, без моего посредничества.
Я действительно выступала в качестве посредника между ними. Они уже много лет не разговаривали друг с другом без крайней необходимости. Иногда я созваниваюсь с дочерью, потом пересказываю наши разговоры Кристеру, и, хотя я вижу, что ему интересно, он почти не задает вопросов. В те редкие случаи, когда Виктория навещает нас, дочь с отцом держатся в рамках вежливости.
– Посредничество? – фыркает дочь. – Вот, значит, как ты это называешь.
Я чувствую, как напрягаюсь всем телом. В ее манере поведения появилось что-то новое, чего я раньше не замечала. От этого уверенность покидает меня еще быстрее.
– Да, ведь можно сказать, что я была вашим посредником, разве не так?
– Я бы скорее назвала тебя адвокатом.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты знаешь, что я имею в виду. Отец может вести себя как угодно, но это не имеет ровным счетом никакого значения, ты всегда принимаешь его сторону и находишь ему оправдания, которые он сам бы не сформулировал, даже воспользовавшись словарем.