— … а факты таковы: ежедневно со всего мира поступает в Центр около 200 тысяч предложений, причем число их неустанно растет. Надо оценить пригодность этих предложений, чтобы не вносить в запоминающие устройства нужные вещи вместе с чепухой. Ну, скажи мне, пожалуйста, кому нужен стойкий ароматический препарат для пропитки пальмовых листьев? А ведь и такие заявки приходится рассматривать, сортировать и хранить. Каждый, даже самый идиотский на первый взгляд замысел, может оказаться ключом к решению серьезных проблем.
— Что ж, это верно — нетерпеливо прервал его журналист. — нельзя отрицать — бывают изобретения, ценность которых очевидна для всех. Но и они гибнут в твоем спокойном, как стоячее болото, учреждении. Есть такой химик, по фамилии Цетрик…
— Он внес к нам какую-то заявку? — быстро спросил Лаварский.
— Да.
Лаварский включил микрофон и нажал соответствующую кнопку.
— Четверка, принесите мне материалы заявки некоего Цетрика. Нет, имени не знаю…
— Дарий, — подсказал Кальсон
— Дарий Цетрик… Что-то, связанное с химией.
— Он сделал поразительное открытие, это говорю тебе я, человек не занимающийся наукой! — сказал журналист.
— Поразительное? Возможно. Но какова оборотная сторона этой медали? У нас есть здесь полная документация на таблетки мудрости. Не смейся: таблетки, после принятия которых без обучения получаешь соответствующий объем знаний по определенному предмету, например, по географии, геологии, физике. Как будто кто-то наполнил твою голову всеми этими премудростями. Ничего не знаешь, проглатываешь перед сном таблетку, и на следующий день никто не сможет тягаться с тобой, например, в области истории географических открытий.
— Ты, конечно, выдал разрешение на их производство?
— Ничего подобного. Таблетки так прочно закрепляют знания, что не допускают никаких изменений, или дополнений. Человек, который принял их, уже не способен к творческой работе. Хуже того: он вообще не сможет усвоить какие-либо новые сведении. Из образованного он превратится в неуча.
Итак, мы не можем допустить распространения таблеток. Но изобретение, само по себе, настолько поразительно, что мы создали в нашей лаборатории специальный отдел, который старается усовершенствовать эти таблетки.
Он задумался.
— Или возьмем другое: летающее кресло. Радиус полета невелик — 50 километров, но это не имеет значения. Усаживаешься поудобнее в кресле, пристегиваешь ремни, запускаешь мотор и… летишь на высоте нескольких или нескольких десятков метров, между домами или над домами. Не страшны тебе пробки, которых так много на шоссе. Подлетаешь к террасе дома, приземляешься в саду или даже на балконе у приятеля. Здорово, правда? Здорово, пока такое летающее кресло будет только у тебя. Однако, как только начнется массовое производство таких кресел, как только миллионы жителей твоего города захотят передвигаться таким образом, в небе настанет такая толчея, которую трудно себе представить, а еще труднее будет навести там порядок.
И поэтому, прежде чем мы дадим разрешение на производство летающих кресел, нам надо изучить, можно ли разработать такие правила движения в воздухе, которые предотвратят столкновения, катастрофы и такие же «пробки», как на автодорогах. Ну, убедил я тебя или нет?
Вместо ответа Кальсон открыл цапку и вынул из нее платок.
— Посмотри, вот изобретение Цетрика. Этот платок сделан из минерального полотна…
Раздалось приглушенное гудение, и из стены выдвинулось что-то вроде ящика, откуда Лаварский вынул скоросшиватель с документами.
— … из мягкого полотна, приятного наощупь, очень прочного, очень гигиеничного, как отметили врачи, а прежде; всего — дешевого. Цетрик утверждает — а у меня есть основание верить ему — что белье из такого материала будет в десять раз дешевле…
Журналист замолчал, поскольку Лаварский погрузился в изучение документов, находившихся в скоросшивателе.
— Я тебя слушаю, — сказал, наконец, Лаварский и Кальсон продолжал:
— … чем же объяснить эту проволочку? Почему столько лет вы не даете разрешение на производство этого полотна?
Кальсон говорил сначала спокойно, однако постепенно, вопреки своим привычкам, стал горячиться:
— Пора с этим покончить! Из ученых и инженеров вы превратились в чиновников! Я подниму шум на весь мир! К счастью, у меня есть неопровержимое доказательство!.. — он размахивал платком из минерального полотна, словно боевым знаменем.
А Лаварский, раскачиваясь вместе с креслом то взад, то вперед, сначала молчал, а потом рассмеялся громко и искренне. Он смеялся до слез.