— Наитие! Из-за твоего наития начался международный инцидент! — Лицо Снорри побагровело. Его ясные голубые глаза сверкали. Он выглядел раздраженным. — Ну и был он во Франции?
— Нет, — признался Магнус. — Но я просил Пайпер никому об этом не говорить.
— Что же, по крайней мере она проявила какую-то служебную лояльность, — усмехнулся Снорри. — Она сообщила своему руководству.
— Вряд ли это вызовет международный инцидент, — заметил Магнус. — Нет ни доказательств, ни улик, ни четкой линии расследования.
— Вот именно! — Снорри ударил ладонью по столу. — Будь ты настоящим исландцем, понимал бы, что мы меньше всего хотим начинать это дело с британским правительством. Ты знаешь о переговорах с банком «Айссейв», тянувшихся все лето. Речь идет о нашем долге в миллиарды евро британцам. А ты швырнул гранату в эти переговоры. Как, по-твоему, будут реагировать британцы, сочтя, что имеют дело с бандой террористов? Нашу страну и без того достаточно унижали.
— Я сказал, это было наитие, но оно приносит свои плоды. Нельзя закрывать глаза на возможные связи только потому, что это приводит к политическим осложнениям. Что, если действительно существует группа исландцев, намеревавшихся убить Оскара и Листера? Что, если, пока мы разговариваем, они готовят очередное убийство? Наш долг — расследовать эту возможность.
— Не указывай мне, в чем мой долг! — Комиссар уже кричал. — Бальдур поступил правильно. Он велел тебе продолжать расследование, но скрытно. Ты его ослушался. Теперь ты отстранен от этого дела. Возвращайся в колледж. И… — Он сделал паузу. — Когда все это уляжется, я подумаю, нужен ли ты нам здесь вообще.
У Магнуса перехватило дыхание.
— Я понимаю. И извиняюсь.
— Извинением ничего не изменишь, Магнус.
Комиссар свирепо посмотрел на него. Магнус воспринял это как приказ выйти.
Когда в булочную вошел отец, у Харпы тут же заколотилось сердце. Что он выяснил? Правда ли, что Бьёрн летал в Лондон и во Францию, как предполагала подружка Фрикки?
Она бросила на отца быстрый взгляд. Тот ободряюще улыбнулся ей и встал в очередь. Это хороший признак, разве не так?
Казалось, стоявшие перед ним покупательницы никогда не уйдут. Потом появилась еще одна, и Эйнар пропустил ее вперед. К счастью, Диса тоже стояла за прилавком.
Наконец подошла очередь Эйнара.
— Ну что? — спросила Харпа, глаза ее были широко раскрыты.
— Я возьму клейну, — проговорил Эйнар с улыбкой на загрубелом лице.
— Ты навел справки о Бьёрне?
— Навел. В прошлый вторник он был в море с Густи на «Крии», а в воскресенье утром в Грюндарфьордюре помогал Сиги устанавливать навигационное программное обеспечение.
Харпа широко улыбнулась, почувствовав облегчение.
— Спасибо, папа. Сомнений в этом нет?
— Нет. Я разговаривал с управляющим портом и с Густи. Найти Сиги не смог, но капитан говорил вполне уверенно. Кажется, кроме того, в воскресенье к Бьёрну явились полицейские.
— Ничего удивительного. Папа, большое спасибо.
Эйнар подался вперед, чтобы его не слышала Диса.
— Значит, идти в полицию не нужно, а?
— Не знаю. Может, стоит все-таки?
— Харпа, оставь. Только наживешь себе неприятностей.
— Ладно, — сказала она, кивнув.
— Молодец, девочка. Увидимся попозже.
— Приятно наконец видеть тебя улыбающейся, — сказала Диса, когда за Эйнаром закрылась дверь.
— Да.
От полученной новости у нее кружилась голова. Как только она могла подозревать Бьёрна?
— Это твой отец?
— Да.
— Хорошо. Потому что он не заплатил за клейну.
— О, прошу прощения. Я заплачу. Мы были слегка расстроены.
— Я заметила.
Харпа улыбнулась своим мыслям. Отец сделал то, о чем она его так просила. Еще раз. Для окружающего мира — к примеру для некоторых членов своей судовой команды — он был крутым, вспыльчивым типом. Но она всегда знала, что он добрый. И приятно было сознавать, что эта крутизна и сила на ее стороне.
Он сделает все, что угодно, для дочери, жены и маленького Маркуса.
Однако через несколько минут радостное настроение улетучилось, его сменило гнетущее беспокойство. Да, хорошо, что Бьёрн непричастен к заговору убить Оскара и Листера, но это не значит, что непричастен Синдри. Харпа начинала жалеть о данном отцу обещании. Он прав: это не ее дело, — но если Синдри убил двоих, то мог убить и троих. Все-таки нужно было бы сообщить полиции о своих подозрениях.