– А ўсё жыццё. Бацькі яе ня местныя, прыехалі сюды адразу пасля рэвалюцыі, як кацапаў адгэтуль прагналі. А яна ўжо тут нарадзілася.31
– А вы родом с каких мест? – еще вопрос задал я.
– А я караны курганавец. Я там нарадзіўся, бацькі мае, і бацькі маіх бацькоў. А што там раней было – ўжо ня ведаю. Можа і таксама хто ня местны зацясаўся.32
– Понятно. А что-нибудь интересное знаете про эти места? – решил попытать я счастье.
– Ай, што тут інцярэснага можа быць-та? Жывем, працуем. Работы зараз на сяле зусім няма. Маладые, амаль усе, раз’язжаюцца ці співаюцца, ёб-іх-маць…33
– А сколько здесь всего людей живет в Спаси? – продолжал я задавать вопросы, Ася молчала, слушала, смотрела на заброшенный дом через дорогу.
– Ну вось: цёшча мая тут жывець, там цераз дом – Аляксееўна, яшчэ далей – Иванаўна, а там, у канцы дзярэўні – Сцёпка, апошні мужык, значыць. І то ён крупскі, толькі два гады таму сюды прыехаў. Вурка ён, адсядзеў пятнаццаць гадоў, выйшаў, а яго з квартэры за гэты час жонка выпісала. Ён можа б і адсудзіў бы ў яе чаго, дык грошаў на гэтае трэба. Ладна, грошы можа і знайшоў бы, дык жонка вушлая, яму хату гэтую купіла тут, за сто даляраў, каб ён адстаў, а ён, дурны, і адстаў, супакоіўся. Зараз жывець тут, у сезон ходзіць па грыбы ды ягады, збірае, потым прадае. Яшчэ і ў Курганы ходзіць, дапамагае за грошы ці за гарэлку, каму градку ўскапаць, каму дровы пасекчы ці траву скасіць. Не крадзіць, не. І ня п’е амаль. Да ён і безабідны зусім, хоць, гаворуць, што забіў кагосці. Ну дык і адсядзеў жа за гэтае ўжо, так?.. Праўда, ён дурны трохі…34
– В смысле? – заинтересовался я.
– Ай, ходзіць, бабак пужае. Гавора, прывіды тут нейкія жывуць. Ну што тут казаць? Дапіўся, ёб-яго-маць.35
– Стоп, вы ж сами говорили, что он почти не пьет? – удивился я.
– Не, ну анягож, можа калісьці і выпіць, але так, каб валяцца потым – не. Можа ён проста на мазгі слабы, што яму і столькі хапіла, можа на зоне звар’яцеў, а можа прыдурваецца.36
– А сколько лет ему примерно? – поинтересовался я.
– А халера яго ведае! Можа, як мне, можа троху менш. Ладна, пайшліце ўжо ў хату…37
Зашли во двор вслед за Петровичем, к дому вела криво выложенная дорожка из старого печного кирпича. Вдруг у Аси, видимо, шпилька в щель между кирпичей попала, она взвизгнула, чуть не упала, но я ее придержал.
– Акуратненька, пад ногі глядзіце,38 – спокойно произнес Петрович, подошел к двери дома, без стука отворил ее, вошел внутрь, Ася следом, потом я…
И тут вдруг: бах! – врезался я лбом на всем ходу в дверной косяк, аж звезды с глаз посыпались, чуть не рухнул там же.
– Ой, Сережа! – испуганно, воскликнула Ася, подлетела ко мне, схватила за плечи, вглядываясь в мое лицо, – Ты в порядке? В глазах не двоится?
– Не-не, все хорошо, – улыбаясь и краснея одновременно, ответил я, потер лоб, – Череп у меня крепкий – из цельной кости, даже шишки не будет.
– Холодное бы приложить… – погладила меня по голове Ася.
– Ох, гарацкія! – посмеивался Петрович, – Пазабіваецеся ж на роўным месцы…39
Я осмотрелся, то были сени, площадью, примерно, три на четыре метра. В сенях сложено немного дров у стены, два алюминиевых бидона, ведра, тазики, деревянные ящики, жестяной короб под газовый баллон…
– Во, бляха! – ворчал Петрович, открыв дверь в саму хату, и вытирая ноги перед тем, как войти, в хате громко работал телевизор, – Яна бы хоць дзверы на кручок зачыняла, ёб-е-маць, а то воры прыдуць, вынесуць усё з хаты, а яна і не пачуе! Глухая ж ужо стала, дык яшчэ і целевізар арэ… Ты ж гляді, Сяргей, тут лоб не разбій – таксама дзверы нізкія. Мы ж старые – уніз расцём, нам добра. А вам, маладым, ня звыкла…40
«Ага, как будто эти хатки только старики и строили, да все под себя», – промелькнула мысль.
– Гэта,… абутак не сымайце, на дварэ зараз суха, гразі няма, а пол халодцы,41 – посоветовал Петрович, вошел, наконец, мы следом. Сам Петрович свои резиновые боты все-таки скинул с ног.
Особо мне сравнивать не с чем, в деревенских домах, если не запамятовал, и не был ни разу до того раза, может поэтому меня сразу удивила планировка дома: одна сплошная комната, поделенная на две неравные части русской печкой и идущей от нее перегородкой, не достающей до потолка сантиметров двадцать; дверей нет – проем завешан шторкой желтого цвета с оранжевыми цветами. Первая половина дома, где мы оказались, видимо, выполняла функции гостиной, столовой, кухни; довольно-таки большая по площади – раза в полтора больше зала в моей квартире; круглый стол с четырьмя стульями, два кресла, сразу два дивана разной формы, там же сервант, кухонные шкафчики, рукомойник с подставленным ведром, газовая плита, сразу два холодильника – большой современный и маленький старинный, много ковров, напротив входа – телевизор, пузатый, морально устаревший. Работал он громко, с помехами, показывал выпуск новостей, сразу ушам сделалось больно от его мерзкого треска и шипения; а еще высота потолков меня поразила – вряд ли значительно больше двух метров; это подействовало на меня угнетающе, наверное, нечто такое испытывают люди, страдающие клаустрофобией.
31
А всю жизнь. Родители ее не местные, приехали сюда сразу после революции, как кацапов отсюда прогнали. А она уже тут родилась (примечание: на большей части территории современной Беларуси слово «каца́п» употребляется в качестве прозвища последователей старообрядчества, а не представителей русского этноса).
32
А я коренной кургановец. Я там родился, родители мои, и родители моих родителей. А что там раньше было – уже не знаю. Может и тоже кто не местный затесался.
33
Ай, что тут интересного может быть? Живем, работаем. Работы сейчас на селе совсем нету. Молодые, почти все, разъезжаются или спиваются, мать их так…
34
Ну вот: теща моя тут живет, там через дом – Алексеевна, еще дальше – Ивановна, а там, в конце деревни – Степка, последний мужик, значит. И то он крупский, только два года тому сюда приехал. Урка он, отсидел пятнадцать лет, вышел, а его с квартиры за это время жена выписала. Он может и отсудил бы у нее чего, так денег на это нужно. Ладно, денег может и нашел бы, так жена ушлая, ему дом этот купила тут, за сто долларов, чтоб он отстал, а он, глупый, и отстал, успокоился. Сейчас живет тут, в сезон ходит за грибами да ягодами, собирает, потом продает. Еще и в Курганы ходит, помогает за деньги или за спиртное, кому грядку вскопать, кому дров нарубить или траву скосить. Не ворует, не. И не пьет почти. Да он и безобидный совсем, хоть, говорят, что убил кого-то. Ну так и отсидел же за это уже, так?.. Правда, он дурной немного…
35
Ай, ходит, бабок пугает. Говорит, привидения тут какие-то живут. Ну что тут сказать? Допился, мать его так.
36
Не, ну а то ж, может когда-нибудь и выпить, но так, чтоб валяться потом – не. Может он просто на мозги слаб, что ему и столько хватило, может на зоне с ума сошел, а может придуривается.
40
Вот, бляха!.. …Она бы хоть двери на крючок закрывала, мать ее так, а то воры придут, вынесут все из дома, а она и не услышит! Глухая ж уже стала, так еще и телевизор орет… Ты ж смотри, Сергей, тут лоб не разбей – тоже двери низкие. Мы ж старые – вниз растем, нам хорошо. А вам, молодым, не привычно…