Мы повторили кто мы, зачем пришли. Ян Моисеевич снова, было, хотел начать рассказывать все, начиная со своего рождения, мы его тормознули, попросили, чтоб он поведал непосредственно то, что знает о местных святынях, о их назначении, истории и прочем.
– В общем, люди жили здесь еще со времен бронзового века, – начал он вещать, – А может быть и раньше, это уже вряд ли когда-то станет известно без масштабных археологических раскопок…
В комнату вошла невестка Яна Моисеевича, внесла массивный табурет, поставила его между нами, ушла; через минуту вернулась с тарелкой, наполненной пряниками, печеньем и конфетами, и сахарницей, поставила туда же со словами: «Подождите, пожалуйста, сейчас Веня вам чаек принесет», ушла; еще через полминуты, Вениамин Янович принес две кружки с чаем, сказал: «Угощайтесь, пожалуйста», мы поблагодарили, он тоже удалился.
– Уважаемые молодые люди, – снова обратился к нам Ян Моисеевич, – Простите, пожалуйста, опять забыл ваши имена. Можете не напоминать, так как все равно через десять минут забуду. Подскажите мне лучше, на чем я остановился.
Мы подсказали, он продолжил…
…В общем, учитывая огромное количество погребальных курганов и их внешний вид, Ян Моисеевич сделал предположение, что люди поселились в тех местах как минимум три тысячи лет назад. Причем, изучив точки их сосредоточения, напрашивался вывод, что первые поселения образовались примерно на нынешнем месте нахождения деревни Спаси. Кроме того, это подтверждали и рассказы старожилов деревни Курганы, утверждавших, что их прапрадеды когда-то много лет назад переселились из Спаси в Курганы. А старые документы свидетельствовали о том, что когда-то деревня Спаси носила название Курганы, затем стала называться Старые Курганы, так как Новые возникли на месте нынешних, а потом и полностью перестали существовать…
– А у вас есть предположение, почему со Старыми Курганами это произошло? – впервые задал я вопрос.
– Трудно сказать наверняка, – задумался Ян Моисеевич, – У меня два предположения на этот счет. Первое, так это то, что местный пан163 начал по каким-то практическим соображениям своих крепостных переселять сюда, на новое место. Может, потому, что тут из-за рельефа землю легче возделывать, или потому, что она здесь плодороднее, не могу знать. Ну а второе, так это то, что за десятки сотен лет Старые Курганы превратились в своеобразный могильник, в сплошное кладбище, в один большой погребальный курган. Если язычники к этому нормально относились, то, с приходом христианства в эти места, люди посчитали кощунственным жить, выращивать хлеб, пасти домашний скот фактически на костях. То есть, то место со временем превратилось в некий «Город мертвых», как в Давгавсе, в котором живым, в общем-то, не место. Честно говоря, я как-то больше ко второму склоняюсь, поскольку, по моим ощущениям, массовое переселение народа из Старых Курганов в Новые, началось именно в одиннадцатом или двенадцатом веке, то есть, когда произошла практически полная христианизация белорусских земель.
– Так, ну тогда как можно объяснить, что это не помешало поселиться там староверам, которые также христианами являются? – задал я вопрос.
– А вот тут тоже довольно-таки интересно, – продолжил Ян Моисеевич, – Дело в том, что они не были никакими староверами в стандартном понимании этого, скажем так, понятия. Да, однозначно, по приходу на эти земли, они действительно являлись классическими представителями староверства, причем, благодаря свидетельствам старожилов, я пришел к выводу, что они принадлежали к ответвлению, носящее название «дырники». Не буду углубляться в подробности этой темы, вся информация об этих беспоповцах-христианах есть в свободном доступе в любой большой библиотеке. Но дело в том, что под действием времени и иных внешних сил и факторов, их вера трансформировалась в некое новое вероисповедание, при этом сохранив многие атрибуты и традиции классического христианства. Например, насколько мне известно, они продолжали носить нательные кресты, петь свои молитвы, креститься, как делали это раньше. Но при этом, у них появился некий культ смерти; точнее, культ места, на котором они проживали и которое для них символизировало смерть; причем не просто смерть, а смерть безбожного грешника и посмертное существование его грешной неупокоенной души. Они верили, что обязаны жить на месте погребения грешников, чьи души не способны никогда обрести покой, и обязаны сосуществовать с этими грешными неупокоенными душами. Понимаете ли, каждый человек при жизни грешен и, по убеждениям местных староверов, ему предпочтительнее жить среди грешных, не способных упокоиться бессмертных душ, молиться при жизни за них. За это, обреченные на вечные страдания и блуждания умершие безбожники как бы забирают часть грехов, или даже все грехи, молящегося за них на себя, увеличивая, тем самым, вероятность попадания живого грешника в рай после его смерти. То есть, их существование и жизнь на проклятой, по их убеждениям, земле, является как бы путем к спасению после смерти. Но они преследовали не только эгоистические намерения проложить себе дорогу в рай за счет тех, для кого рай закрыт на все замки. Они твердо были убеждены, что рано или поздно отмолят и души безбожников, или же души безбожников заслужат свое спасение через спасение чужих душ. Понимаете теперь, почему возникло такое название странное – «Спаси»? Это не просто название, это как бы лозунг, девиз…