Так летом 1234 года в титулатуре Элеоноры появился титул кастелянша – управительница Брей. Бароны в этот раз всё поняли быстро. Если они откажутся охранять хранительницу Камино, то папа вкупе с королём может объявить крестовый поход против них, пример с Лангедоком был так сказать на лицо, поэтому они через две неделе в домовой церкви замка Монтеро принесли клятву верности Элеоноре, как представительнице короля.
Сразу после клятвы её опять, «по просьбе тётушки», привезли ко двору. Королю искали невесту и под прикрытием этих поисков, королева мать решила найти партию для молодой Элеоноры. Если бы не случился казус, навсегда испортивший доверительные отношения между тетушкой и племянницей. Дело было так.
Тибо граф шампанский занятый сочинением очередного творения в честь Бланки Кастильской,– своей дамы сердца, увидел девушку, вернее девочку сидящую на ослике и перо, восхвалявшее Бланку, выпало из его рук. Через трое суток поста и молитв, он с распущенными волосами, босой, в плаще паломника предстал перед Бланкой. Королева мать думавшая, как и ранее услышать от него куртуазные мольбы о неразделённой любви, приготовилась слушать, снисходительно поглядывая на коленопреклоненного паломника. Для большей убедительности своей неприступности, чтобы никто не говорил, что она наедине была с графом, она не отпустила своих фрейлин. Все с нетерпением ждали еще одного шедевра трубадура, когда он вдруг начал свою речь не с перечисления достоинств дамы сердца, а с перечисления своих титулов и подвигов. Под своды залы замка в Сансе, вознеслось,
– Я Теобальдо Великий, король Наварры, граф Шампани, прошу вас обещать мне руку вашей племянницы златовласой Элеоноры Кристины Констанцы Екатерины де Трасьерра-Тьеррас-де-Гранадилья, синьоры Ордино, дамы д. Альбре. хранительница Камино, Устроительницы Брей……..
Дама из дома Коменж – Сесилия де Фуа успела подставить плечо королеве, чем уберегла её от падения. Но она не смогла, уберечь королеву от чувства обиды нахлынувшей на неё. Королева мать плакала и не стеснялась своих слёз. Граф не мог более продолжить и в недоумении стоял посреди зала. Только по прошествие нескольких тягостных минут королева, вытерев глаза от слёз, смогла ему ответить.
– Вы, король? В костюме паломника? Вот и исполняйте долг паломника.
Она указала ему на дверь левой рукой, спрятав правую за спину, давая понять, что отныне он лишен права прикасаться к ней.
Король, как был в одежде паломника, так и пошёл прочь из города, не удосужившись даже обуться. Он так и вернулся в Наварру в одежде паломника. Вскоре Эля получила резной ларец, в котором находился свёрнутый лист пергамента, перевязанный шёлковой ленточкой, небесно голубого цвета. Она развернула его и прочитала,
«Когда умрем мы с вами,
К несчастью вашему, но к счастью моему,
Любовь, как прежде, будет мучить свет,
Все к счастью вашему, к несчастью моему.
И прежней в мире пользоваться властью,
Все, к счастью вашему, к несчастью моему.
– Пресветлая, лишь страсть меня живит,
Всё к счастью вашему, к несчастью моему.
Хоть каждый взор ваш сердце мне и ранит;
Все к счастью вашему, к несчастью моему.
Счастливый, что люблю, счастлив я на вид,
Деяньями светлыми для вас я занят.
Всё к счастью вашему, к несчастью моему.
В прекрасных дамах недостатка нет,
К несчастью вашему, но к счастью моему.
Но лучше вас, уж бог не сотворит,
Всё к счастью вашему к несчастью моему.
Да, да! Умрем, и уж любви не станет,
К несчастью вашему, но к счастью моему».
Эля испугалась, от письма веяло чем-то незнакомым и непонятным. Она не знала, что делать, но ей так хотелось еще и еще читать эти строки. Она несколько ночей не спала пытаясь понять кто и зачем написал для неё это лэ,110 но так и не найдя ответа, вечером в четверг пришли в опочивальню королевы матери.