Место для госпиталя решено было сделать на ладье, там все-таки были деревянные постройки снабженные печками и крепкие стены, не пропускавшие звуков. Больному нужен покой. Илию обтерли водой с уксусом, потом сделали массаж и натерли тело медом, и розовым маслом, после чего обернули в одеяло, и отнесли на ладью. Через пять часов под наблюдением врача, Эля вошла к своему любимому.
–Как только он придет в себя, дай знать я должен дать ему противоядие, – сказал напоследок табиб, закрывая дверь в покой влюбленных.
По случаю начала лечения и по случаю появления нового друга – улана – спящего стражника, все перепились.
На третий день, дверь на ладье открылась и Эля крикнула своему служке позвать лекаря. Табиб пришел довольно быстро, он бегло осмотрел больного, потом бережно приподняв его, заставил выпить пол чашки пития. После чего посоветовал уснуть еще на день и ушел.
На следующий день Эля и Илия сами вышли на палубу. Эля поддерживала мужа и плакала от радости.
–Ну, что православные сделали доброе дело, пошли домой, – сказал Арсений глядя на влюблённых.
–Чего?? А, хабар где???– переспросил, возмущаясь, Вася.
– Да и вина еще тут много, его князю, и епископу в подарок отвезти желательно, но для этого вино погрузить к нам надо, а если грузить, то отобрать самое достойное. А это на неделю или две, – поддержал друга Алексей, которому вдруг страсть, как захотелось в эту зиму пить вино, а не мёд.
–А, ну тогда конечно, да, остаемся! Как же мы без хабара и вина к причастию в Новгород вернемся, наверное, нас тогда бабы на Торгу засмеют,– согласился с доводами друзей монах.
– Так и я об этом с голыми руками ну никак нам нельзя, и этому кровопийцу ильменскому, что из Кучковичей за заклад надо, что-то привезти, ну и за письмо в городок Москву, что на Кучковом поле, и за душевное участие, – добавил Василий.
– И вот еще, ты Сеня про баб на Торгу, ты сказал. И ты ведь прав. Ведь засмеют бабы. И все нас засмеют в Новегороде. И как в этом случае мы с Васей невест себе искать будем с такой славой голодранцев. Тебе монаху это не надо, а нам надо,– высказал новое свое измышление Алексей.
–Так-то оно да, муж здравый-Богобоязливый об обустройстве своего дома, прежде всего, думать должен. Надо остаться,– со вздохом участия сказал Арсений. Он же и взаправду думал, что друзьям трудно будет с такой худой славой себе личную жизнь устроить.
Друзья вздохнули, посмотрели друг на друга, и спустившись вниз выпили там по ковшу вина.
В трудах и заботах о будущем благосостоянии будущего дома, мужи наши здравые и Богобоязливые, провели еще три дня.
На четвёртый день, когда солнце уже перешло границу утра, и приближалась к полудню, Арсений решил проверить прочность крепления мостков и сошел на берег. Потребность в этом была вызвана тем, что клинышки-упоры, в которые упирались мостки, связанные из двух досок, после ночи расшатывались и грозили вылететь со своих мест в самый неподходящий момент. Именно тогда, когда кто-нибудь шел по мосткам. В этом случае беззаботно шагающий, мог просто свалиться в воду. Но это было бы полбеды, страшнее было бы, если бы это приключилось ночью, именно, в тот самый важный момент, когда друзья шли по этим самым мосткам груженые мехами с отборным вином. Мало того, что шуму поднялось бы много, так еще и упустить мех с драгоценным вином в безлунную ночь, вернее в часть ночи, было пару пустяков. Что было недопустимо в принципе. Тут надо отметить, что вся операция с вином в случае её провала грозила нашим товарищам обыкновенным усекновением головы прямо на том месте, где бы их обнаружил патруль уланов.
Арсений довольно быстро и умело подбил клинья, в напряг упер доски в берег и прошел туда-сюда, раз шесть. Потом попрыгал в середине мостков, для полной уверенности, после чего снял сапоги и присел, спустив в воду уставшие за ночь ноги. Состояние неги, когда вода еще не слишком холодит, а солнце не слишком печет, ввергло его в сладостное забытье, из-за которого он, как и все на ладье и на расшиве, не заметили сотню улан под двух бунчужным знаменем выезжавших на берег. Лишь когда лошадь самого смелого всадника, из нежданного отряда, уверенно взошла на мостки, на которых почивал Арсений, и ткнула его в плечо своей мордой,
Арсений открыл глаза и спросил удивленно у лошади,
– Ты кто?
–Ман Бильге Кутулк хан, а Ту ки150? Ответила лошадь монаху. Арсений, перекрестившись, поднял глаза выше и в лучах полуденного солнца увидел Мудрого, Счастливого хана, так переводилась с тюрского Бильге Кутлук хан.
– Ман Арсений – дервиш151, – ответил на вопрос хана монах.