Было это третьего апреля. А пятого, к вечеру, позвонил ее сын: умерла. "Когда же?" — "Час назад". — "Тяжело ей было, мучилась?" — "Нет, не мучилась. В последний день, правда, боли появились, она постанывала, потом потеряла сознание… и вот… так и умерла". — "Угасла". — "Да…" — "Вот… Верно говорят, святым… (я поправился) добрым людям… (хотел сказать: "Бог посылает") смерть посылается легкая…" — "Да, говорят так…"
Умерла в пятницу вечером, а на воскресенье утром уже были назначены похороны. Мы удивились: ну и быстрота! За один день, да к тому же нерабочий, все оформлено, все заказано, место на кладбище подготовлено! Значит, в противоположность всему остальному наш сервис в том, что касается смерти, действует великолепно!.. Но тогда мы не знали еще, как он сработает, этот сервис…
Накануне воскресного дня испортилась погода. До того недели две было солнечно, днем доходило до пятнадцати — сухая, ясная, без бурного таяния весна, казалось, установилась надолго. Но вот барометр заспешил вниз, небо затянуло рыхлой серостью, временами стало моросить, подул ветер — холодный, пронизывающий. От этой, верно, резкой перемены, а еще от того, что будильник с вечера неаккуратно поставили и он разбудил слишком рано, в воскресенье вставали с головной болью. Поспешно поели, оделись во что-то незначащее по цвету (положенной черной одежды не нашлось), заехали на рынок за цветами. Т. взяла нарциссы, мне приглянулись какие-то грустные, коротконогие букетики плохо знакомых нам лесных весенних цветов — не то розовато-синих, не то сиренево-фиолетовых с желтой серединкой. Пустые автобусы быстро довезли до места, и оказалось, что до назначенных одиннадцати оставалось еще около часа.
Решили постоять в соседнем подъезде, подождать ребят — Ю. и С. — и подняться наверх всем вместе.
Промерзшие, мы отогревались постепенно. Стояли там минут пятнадцать — двадцать. Дверь подъезда была в передней стенке эдакого бетонного кубика, приставленного к плоскому фасаду здания; в боковых же стенках кубика имелись окошки, сквозь них просматривались такие же кубики с окнами, то есть соседние подъезды. Мы видели, что в ее подъезде тоже стояли люди — несколько старушек совсем не местного вида, а, пожалуй, "арбатского": береты, старомодные гребешки в седине и не истребленная временем печать культуры на лицах. Старушки держали букеты, перекладывали их из руки в руку, топтались вокруг друг друга, затем разом скрылись — прошли к лифту.
Мы меж тем говорили о сыне. Хороший ли у нее сын? Мы его почти не знали. Вроде бы ничего парень, говорил я, но что я в нем почувствовал — это его неприверженность всему, чем жила его мать и что нас с нею свело в эти последние годы: он, похоже, вовсе* был чужд искусству. И дело не в том, что не знал он чего-то, что так хорошо знала она и что хотели знать мы; он, почувствовалось мне, находился вне круга радостей, страданий и раздумий, связанных не столько, может быть, с какими-то определенными произведениями живописи, литературы и тому подобного, а, скорее, связанных с судьбой искусства вообще. Мы почему-то оказались больны от того, что искусству сейчас, в эти современные нам дни, — больно и плохо, и от этого нам тяжко, как если бы переживалась нами судьба любимого человека. Эти церкви разрушенные, которые она восстанавливала, и эти иконы, которыми мы вместе с нею занимались в ее комнатушке, — ну отчего дались нам они? Странные наши собрания за расчисткой икон были, по-видимому, верным служением чему-то печальному, отошедшему, невозвратному. Здесь, у нее на квартире, был островок, на котором курился жертвенный дым во славу "духа", "красоты", "возвышенного", тогда как пошлость, мелкая суета, гнусность и ложь стучали в сами стены и дверь утлой ее комнатенки на последнем этаже новехонького дома. За дверью, судя по всему, никто этого не понимал. Владычила в доме жена дорогого сына — резкая, хваткая женщина, достойная дочь смоленского полковника КГБ, который вроде бы до конца своих дней гордился, что во время оно посадил не меньше шестисот человек… Невестка ждала смерти Н.И. с завидной уверенностью: еще два года назад в миг острого столкновения она предсказала, что скоро будет спать в собственной спальне, то есть в комнате свекрови…