Некоторое время ждали, пока прикажет бригадир.
Отойдя немного в сторону, сошлись впервые за все это время мы вместе — Ю., С. и мы с Т.
— Это кошмар, — проговорил Ю.
И тогда мы кое-что сказали — горько и злобно — о нашей жизни и о нас самих, допускающих вершиться этому кошмару…
— Пошли!
Окружили гроб, сняли с подставки. Кто-то спросил, не надо ли на плечи. Нет, нет, ответили ему, так понесем.
Единственный среди нас пожилой мужчина догадался заранее выбрать места, где было лучше пройти, чтобы не увязнуть в грязи. Он шел впереди, и действительно, путь был сравнительно сух, но пролегал он между готовыми могилами, а не с краю кладбища, и мы рушили один холм за другим. Взяли бы гроб на плечи, — нам бы понадобилось, может быть, ширины меньше, но поделать уже ничего было нельзя.
— Заходите, заходите! Теперь уж головой придется, раз тут пошли! — направляли нас рабочие.
Мы развернулись, и последние метров пять гроб двигался вперед головой.
— Ставьте! На землю, на землю! — торопили они нас, возбужденные каким-то владевшим ими неизменным ритмом быстрой работы. Опустили на боковую насыпь, и рабочие разом оттеснили всех от гроба.
— Веревки где?
— Да тут, чего орешь!
Поодаль один из них, пьяный, видно, вконец, заматерился не вовремя — двое из бригады сразу же осекли его: "Хватит, хватит, ты что?!"
Гроб кантанули чуть влево, чуть вправо, чуть приподняли — веревки зазмеились по сторонам, а из маленькой, неглубокой могилки подтянулся на руках копатель, выскочил на скос и, не глядя, отбросил прочь лопату, задев чьи-то ноги.
— Смотрел бы, человека же зашиб, — сказал ему М.
— Прости! — рабочий отвечал проникновенно. — Прости, друг, не видал…
— Я, я возьму, отойди! — в деловом азарте нервничали рядом. — Поднимай свой конец!
— Заводи!
— В сторону, в сторону! — крикнули нам.
— Отпускай!!
И ухнули гроб! — сбросили, ящик грохнул дном об дно могилы, и ни зазоринки, ни щелинки вокруг него не осталось: лишней работы не сделали, тик в тик подогнана могилка, да и неглубока — полутора метров до гроба не будет.
Схватились за лопаты, закидывать начали, и один, не прерываясь, вопросил:
— Земельку-то бросать будете?
Поспешно я наклонился, бросил, отошел, топча соседнюю могилу, торопились уж и другие, но щепоти земли в гроб уже не могли достучаться — лопаты работали и быстрей, и сноровистей, бригадир уже, видя, что яма заполнилась и подгребают теперь для холма, стал указывать: "Тут три лопаты… сюда, в голова… Здеся больше!.."
Свершилось разом — и нет ничего. И сдавило, нахлынуло вновь ощущение свалки — всеобщей, вселенской, бездонной, бескрайней, в которой и я — я, вот он, стоящий, и те, и они, и она — все мы, бедствующие жизнью и смертью своей в этой взлохмаченной глине, на этой замусоренной земле… Не выдержало что-то внутри — навернулись слезы, но — "глупо!" — сказал я себе, и разум возобладал — не потекли.
— Живые? Цветы? Живые? Давайте, чего ж вы! — рабочий вырвал у Т. цветы из рук, ткнул в холм, и скоро, так скоро, как нужно было им, рабочим, стали укладывать и остальные цветы, прилаживать венок, втыкать железную дощечку с фамилией и датой — почему-то не смерти, а сегодняшней датой похорон.
Я огляделся, чтоб, может быть, чем-то отметить в памяти место. Вдруг увидел, что с одного краю, метров с трехсот, к кладбищу подступал березовый перелесок. "Там бы", — подумалось. Увидел еще, что где-то за ближайшими могилами торчали хрупкие ветки протянутых к небу ниточных стволиков: значит, сажали уже кое-где у могил деревца… Перевел взгляд поближе, но тут замечать вовсе было нечего: те же неровные кочки, те же дощечки, а фамилии на них: "Смирнов", "Крюкова", "Иванов", "Дронов", Не звучные фамилии.
И еще увидел несколько крестов. И они, как дощечки, сварены были из железа, проволокой меж перекладин обозначалось несколько простейших завитков, и все было крыто той же алюминиевой краской. Даже столь анахроничный, чуждый как будто всему здешнему предмет был подогнан видом своим к общему виду бессмысленности и суеты, царивших вокруг. Как был здесь "бетонный", как был "свалочный", так, верно, был и "сварочный цех" в одном из сараев, где варились дощечки — массой, а кресты — по отдельным заказам.
Стоя над новой могилой, бригадир говорил последнее слово — заученно, единым духом информировал:
— Ограды заборчики не разрешаются делаются стандартные бетонные обрамления два метра на сто восемьдесят общий размер сбоку место для родственников если кто заказывает оформляется в бетонном цехе.