- Хватит за мной подглядывать.
- Но мне так интересно смотреть, как ты бреешься…
Степа только хмыкнул, явно не веря в то, что Жене действительно может быть это интересно. Но в тот момент Жене казалось, что он мог бы вечно стоять там и наблюдать. Наверное, это и был тот момент осознания и принятия того, что Степа тоже мужчина. И от этого осознания сразу стало как-то легче…
- Фу ты, черт! Порезался! – сказал Степа. – Это все из-за тебя! Сколько можно смотреть!
А Женя подошел и обнял его сзади, смывая со щеки капельку крови. Степа сразу перестал возмущаться и отвел взгляд. Он был такой милый в тот момент… И все эти моменты, как в калейдоскопе кружились сейчас в Жениной голове. И каждый такой момент заставлял его улыбнуться… День шестьдесят седьмой Слава Богу, сегодня Степа был такой же, как обычно. Видимо, он уже забыл тот день, когда был не в себе, а у Жени, хоть язык и чесался спросить, что тогда случилось, он все-таки удержался. А сегодня Степа улыбался, отпускал в своей обычной манере шуточки, от которых у Жени живот сводило. Да уж, когда у Степы хорошее настроение, можно просто умереть от смеха в прямом смысле. Они шли по улице и курили. Уже начинало темнеть, и люди спешили с работы по домам, но Степа и Женя все-таки надеялись, что торговцы елками еще не разошлись по домам. Им с самом деле захотелось купить большую, настоящую елку, чтобы почувствовать праздник. Вот только игрушек не было. Они все остались на квартире Жениных родителей. Но Степа не очень огорчился по этому поводу. Он сказал, что игрушки они могут сделать и сами.
- А из чего? И как? – спросил Женя, у которого в этом вопросе не было совершенно никакого опыта.
- Эх ты! Совсем что ли фантазии нет? Или ты привык применять ее только в кровати?
Женя вспыхнул. Умеет ведь задеть!
- Не правда! У меня с фантазией всегда было все в порядке.
- Ну, вот и прекрасно. Тогда что-нибудь придумаем. Но для начала придется все-таки купить цветную бумагу и клей. Подожди… А ты что, никогда фонариков не вырезал?
- Каких еще фонариков?
- Ну и ну! – Степа усмехнулся, выбросил сигарету и поправил шапку. – Даже в такой семейке, как моя, мы вырезали фонарики и делали всякие штуки из цветной бумаги. Правда, заведовали всем этим мама или дедушка, ведь отца все равно не прошибешь… тогда он вообще пил как свинья. Ну да ладно. Не умеешь – научу. Дам тебе персональные уроки по изготовлению елочных игрушек.
- Жду не дождусь, – сказал Женя без тени иронии. Ему действительно было интересно узнать, что из этой идеи получится.
Так что следующей их остановкой был магазин, где в отделе канцтоваров они купили упаковку цветной и блестящей бумаги и клей-карандаш. Рядом с магазином как раз продавали елки, так что им не пришлось далеко идти. Елка, которую они выбрали, была достаточно внушительных размеров и очень тяжелая (по крайне мере, так показалось Жене, который ее тащил). А Степа хохотал над ним и подшучивал:
- А помнишь, как ты пер тот пятитонный рюкзак с палаткой? – спросил Степа со смехом.
- Еще бы мне этого не помнить! Я же его пер!
- Я помню, ты так и норовил уронить его где-нибудь. Причем чаще всего ты пытался уронить его в радиусе моих ног.
- Не правда! Если бы я хоть раз уронил его тебе на ногу, ты бы до сих пор хромал! А если ты будешь продолжать ржать надо мной, я уроню на тебя эту елку, и потом тебе придется долго выковыривать из себя иголки!
- Ладно, сдаюсь.
Дома они поставили елку в ведро с водой и крепко привязали веревками. Правда для этого пришлось как следует повозиться, и укололись они не раз. Но когда с этой неприятной частью было покончено, и они взялись за изготовление игрушек, Женя сразу забыл про все раздражающие неприятности. Степа умел не только вырезать игрушки из бумаги, но и складывать оригами. Он сделал несколько бумажных журавликов на счастье и научил Женю.
- Ты ведь знаешь, что если сложить тысячу таких журавликов, твое желание сбудется? – спросил Степа.
- Что-то такое слышал. Но никогда не применял.
- Я тоже. По-моему, если хочешь, чтобы сбылось желание, вовсе не обязательно переводить столько бумаги. Достаточно просто верить.
И в этом ты весь, вдруг подумал Женя. Ты просто веришь и все. Веришь в чудо, веришь в Бога, веришь в кажущиеся на первый взгляд нереальными вещи. Веришь всегда до последнего, даже если ситуация выглядит безнадежной. И этим ты меня просто поражаешь. Ты вообще меня поражаешь.
- О чем задумался? О желании? – спросил Степа и провел журавликом перед его носом, так что Жене даже на мгновение показалось, что журавлик действительно летит сам по себе.
- Нет…. у меня вообще-то нет никаких желаний.
- Да неужели? Прямо так и нет?
- Нет. Меня все устраивает в моей жизни, такой, какая она сейчас.
- И это правильно. Я очень надеялся, что ты так ответишь. Это значит, что ты перестал беспокоиться о будущем?
- Да, перестал. Сейчас для меня главное – настоящее.
Женя вдруг подумал, что раньше он боялся любви, считал ее слабостью. И особенно боялся такой любви, как у него и Степы, считая ее отвратительной. Боялся, боялся, боялся…. А теперь он понял, что самая большая слабость – это трусость. Вот что действительно отвратительно.
====== День шестьдесят восьмой ======
Уже под вечер они сходили в магазин за шампанским и конфетами. Из еды у них не было почти ничего, во всяком случае, ничего традиционно-новогоднего они готовить не стали.
Вернувшись домой, они не успели закрыть дверь, как зазвонил телефон. Это была Женина мама.
- Как там у тебя дела, сынок? Друзья уже пришли? – спросила она немного взволнованным голосом, и словно прислушиваясь к тому, что происходило у Жени в квартире.
- Приходят потихоньку, – и Женя дал Степе знак закрыть дверь.
- Я тебя умоляю, веди себя хорошо! Не напивайся! И осторожнее с девушками.
Женя улыбнулся и снова посмотрел на Степу. Знала бы его мама, что с девушками он завязал, она читала бы ему совсем другие нотации. Он чуть было не отвлекся, засмотревшись, как Степа раздевается, и пропустил мамин вопрос мимо ушей.
- А? Что? – спросил он растерянно.
- Я говорю: квартиру не спалите! А то придется тебе жить опять с нами!
- Не спалим, не волнуйся.
Мама еще что-то говорила про питье, а Жене казалось, что она даже не к нему обращается, потому что все эти слова к нему уже не относились. Напиваться. Девушки. Разгромить квартиру. Плохая компания.
- Все будет хорошо, мам. Я зайду к вам на днях. Может, послезавтра. Передавай папе привет.
- Хорошо. Будем ждать. С наступающим тебя, сынок!
- Тебя тоже, мам. Целую. Пока.
Когда он положил трубку, Степа, который слышал весь разговор, спросил:
- У тебя такие хорошие отношения с мамой?
- Да, очень даже хорошие. Да и с отцом тоже неплохо ладим.
Было видно, что Степа сразу как-то поник.
- Везет. Тебе мама звонит и поздравляет с Новым годом. Моя вот звонить не станет. Мне иногда кажется, что ей все равно, есть я, или нет.
- Не может быть. Она же твоя мама. Более того, я уверен, что такой монстр, как твой отец где-то в глубине души любит тебя.
- Ты так думаешь? – удивился Степа.
- Уверен, – он чмокнул Степу в щеку. – И я, кажется, знаю, как поднять тебе настроение.
- Как? – этот неповторимый, ожидающий, как у ребенка взгляд.
- Старая музыка. Причем старая иностранная музыка. Ее собирал еще мой папа, а теперь все его кассеты перекочевали ко мне. Всякий раз на Новый год я ее включаю, и праздничное настроение создается само собой.
- Это круто! – его глаза загорелись. – Я очень люблю старую музыку.
- Во всяком случае, это лучше, чем тупые новогодние огоньки.
Кассет было так много, что Степа сказал, что им за всю ночь их не прослушать. Остановив свой выбор на Элвисе Пресли, они переползли на пол и закурили. Степа завернулся в плед и заявил, что им сейчас только камина не хватает.
- Да, холодно что-то, – согласился Женя.
Их взгляды встретились, и оба подумали об одном и том же. Они снова сидели на полу и курили, как в тот раз. Не было только полупустых бокалов с коньяком. Видимо, это воспоминание заставило Степу еще больше закутаться в плед, а Женю отвернуться.