По Опытному полю было расставлено на разных расстояниях от Башни множество самолетов, танков, орудий, бронетранспортеров, корабельных надстроек и орудийных башен.
Склады боеприпасов, вещевого имущества, продовольствия тоже имелись здесь, хотя предназначены они были не для снабжения чего-либо и кого-либо.
Готовые к отражению атак отсутствующего противника, без личного состава и гарнизонов, виднелись ДОТы и ДЗОТы, окопы и блиндажи.
На глубине 10, 20 и 30 метров пролегали отрезки тоннелей метро.
А в бронетехнике, в укрытиях, на открытых площадках находились те единственные живые существа, которые оставались здесь до конца, даже после того, как последняя машина с последними тремя людьми тронется от Башни, — тысяча кроликов, двести овец, сто пятьдесят свиней, сто собак, крысы, мыши. На них должны были быть проверены биологические эффекты ядерного взрыва.
Всего три человека видели эту фантасмагорическую картину вот так — во всей ее полноте и безмолвии, потому что блеяние овец и лай собак лишь подчеркивали странные, неестественные пустынность и безлюдье степи, до горизонта заполненной изделиями человеческих рук.
И надо всем над этим высилась центральная Башня с тем главным, пока что уникальным и все еще не испытанным «Изделием», в создании которого принимал участие Фишман.
В 5 ЧАСОВ 55 минут машина рванулась от Башни в степь. Ее пассажирам предстояла еще одна важная операция на Промежуточном пункте (Ш1), находившемся в трех километрах от центра Опытного Поля. Через девять минут они были на ИЛ, и Матвеев под наблюдением Завенягина и Щелкина подключил аппаратуру на Башне к аппаратуре на командном пункте. Все работы на Поле были завершены, и машина направилась к далекой отсюда площадке «Н».
Там, на основном командном пункте 12П, находился пульт управления подрывом заряда, автомат поля для управления измерительным аппаратурным комплексом, коммутатор связи и комнаты для членов Государственной комиссии.
Фишман к тому времени был от точки «О» на достаточном удалении, потому что входил в ту, весьма высоко статусную, группу сотрудников КБ-11 из 11 человек во главе с Духовым, Алферовым и Зельдовичем, которая эвакуировалась на наблюдательный пункт № 2 (НП-2).
А Завенягин, Щелкин и Матвеев в 6.18 прибыли на основной командный пункт 12П. Они доложили председателю Государственной комиссии Берии и руководителю опыта Курчатову о полной готовности к подрыву. Начальник полигона генерал Колесников также подтвердил полную готовность полигона и своих подчиненных. Зато отвечавший за авиацию генерал Комаров — Герой Советского Союза, во время войны — командир штурмовой дивизии, не обрадовал. Из-за нелетной погоды вылет самолетов с фотоаппаратурой задерживался.
Берия, Первухин и Курчатов вышли из здания КП под открытое небо в надежде увидеть хоть какое-то прояснение. Однако, как зафиксировал отчет К.И. Щелкина, «погода не предвещала ничего хорошего». Тут и впрямь при такой погоде можно было ожидать в это время года всякого — вплоть до грозы.
У Фишмана мы находим запись: «Испортившаяся погода в ночь с 28 на 29 августа как бы повторила ситуацию при 1-м американском взрыве в Аламогордо».
В Аламогордо перед испытанием погода действительно испортилась, и тоже — неожиданно, вопреки прогнозу синоптиков. Генерал Лесли Гровс в своей знаменитой книге «Теперь об этом можно рассказать» писал: «Главная неприятность была связана с погодой… Тот вечер оказался дождливым и ветреным. Многие настаивали, чтобы испытание были отложено хотя бы на 24 часа».
Опасаясь капризов погоды, американцы вынуждены были отложить взрыв на некоторое время — хотя и меньшее, чем сутки. У нас же вышло наоборот. Курчатов, опасаясь неожиданностей от ветра и дождя, решил перенести взрыв с 8.00 на 7.00. И в 6 часов 33 минуты Щелкин, Матвеев и Давыдов по указанию Курчатова в присутствии генерала МГБ А.Н. Бабкина сняли пломбы с двери в аппаратную, вскрыли ее и включили питание системы автоматики.
1 300 приборов и 9 700 индикаторов были полностью готовы зарегистрировать все явления Взрыва. Кирилл Иванович Щелкин в своем отчете описал эти последние неполные полчаса весьма подробно и ярко, поэтому далее просто предоставлю слово ему:
«Диспетчер последнего этапа опыта т. Мальский А.Я. по трансляционной системе оповещения несколько заунывным голосом объявил: «Осталось 25 минут». На командном пункте все притихли. Электрические часы мерно отсчитывали секунды. Тов. Мальский А.Я. периодически нараспев объявлял время, оставшееся до взрыва.