— Бедная моя мама… — Переслени подошел вплотную к окну, положив на стекло ладони, прильнув к нему щекой. Постоял так с минуту, резко повернулся:
— Садись на диван, — сказал он. — У нас времени мало: скоро Ленка придет — не даст нормально поговорить.
— Жена твоя? — спросил, вспомнив про Ирину.
— Подруга… — махнул он рукой. — Жена… Какая разница. Так, живем вместе. Потом поглядим-посмотрим.
— Это все ты читаешь? — спросил я, кивнув на полки.
— Ленкина библиотека. — Он вскрыл банку содовой. Разлил воду по стаканчикам. — Но я тоже листаю. Интересно все это. В Союзе ничего подобного у меня не было. Само-, так сказать, образовываюсь… Ну, спрашивай валяй!
— Как приняла тебя Америка и как принял ее ты?
Переслени потер пальцами лоб, что-то припоминая.
— Прилетел я сюда ословелый… — начал он. — Сам понимаешь. Плен. Дорога. Нервы… Сперва привезли нас в Нью-Йорк. Странно, знаешь, было ходить незнакомому среди незнакомых… Интересно, таинственно. Я бродил, заглядывал в окна витрин, в лица… Сильно подействовал на меня этот сияющий холодными огнями реклам суровый город. Сознание как будто подернулось отупляющей пеленой.
Он ногтем мизинца сковырнул табачную крошку с переносицы, выпил еще воды, закурил.
— Ходил я по Нью-Йорку, — продолжал он, — и не знал, что делать: благодарить судьбу или проклинать… Благодарить — потому что меня вытащили из плена. Проклинать — потому что я оказался отрезанным от своего прошлого… Словом, привезли нас в Нью-Йорк и спросили: "Ребята, хотите в магазин — такой магазин, какого вы никогда в своей жизни не видели?" Мы сказали: "Валяйте ведите!" Привели. Заходим в огромный магазин-супермаркет. Все залито электрическим светом. Полки от продуктов трещат. Нас фотографируют, на магнитофон наши реплики записывают. Потом спрашивают: "Ребята, какое у вас впечатление от Америки?" Я ответил: "Ваши женщины умопомрачительно красивы, но русские еще лучше!" Они как-то кисло улыбнулись… Понимаешь, я столько лет — не дней, а лет! — женщин нормальных не видел, что обалдел именно от них, но не от обилия жратвы. Война и плен отбили нормальные юношеские чувства: просыпаясь утром в Афганистане, я думал не о женском теле, а о смерти, о том, сколько мне осталось жить — два часа, сутки, год?
Мягкой походкой он прошелся по комнате. Поставил другую кассету в магнитофон. Розенбаума сменила Пугачева. "Миллион, миллион, миллион алых роз из окна, из окна, из окна видишь ты…" — поет Алла в доме № 1221 на 16-й авеню Сан-Франциско.
— Аме рика… — задумчиво произнес Переслени и хрустнул мослаками пальцев. — А что Америка?! Америка тебе дает опортьюнити[28]. Америка дает тебе пристанице. Америка учит тебя жить…
Он опять сел на диван и вдруг заплакал. Как ребенок — отчаянно, навзрыд, с всхлипываниями и слезами. Он не стеснялся их, не прятал. Разрешил им течь по щекам и падать на пол.
Когда тебя бросают одного, — он смотрел на носки своих кроссовок, перехватывая рукой капельки слез в воздухе, — ты как птица посреди океана. Ты ищешь берег. Так вот и я… Попробуй пристань… Слава Богу, что я пристал хоть к этому берегу, слава Богу… Ты видишь: я начинаю потихоньку обживаться. Вот это гнездо наспех с Ленкой свили… Получаю я достаточно.
Он несколько мгновений помолчал, отбросил волосы со лба, опять повторил:
— Все-таки достаточно… Но никогда ты не вырвешь из сердца то, что было в тебя вложено, — твою ро-ди-ну… Куда бы тебя ни забросило. В тебя это вло-же-но.
Переслени оттянул майку на плече, вытер ею красные глаза. Нитка клейкой слюны повисла на губе.
— Что для меня Америка?! — превозмогая судороги в груди и горле, спросил он сам себя тусклым неровным голосом. — Бул щит![29] Америка — бул щит, прости меня за это выражение… Хочешь, будем говорить по-английски? Я уже умею!
Он предложил это тоже как-то по-детски, словно приглашая меня поиграть с ним.
— Не хочу, — почему-то ответил тогда я.
— Факинг Америка! — голос его чуть сел. — Ай ноу ай доунт лайк зис щит! Но ай лайк американ пипл… Факинг щит![30] Б…! После посещения магазина нас спросили: "Ребята, куда вы хотите ехать?" Я сразу же выпалил: "В Калифорнию!" Меня спросили: "Почему — в Калифорнию?" "Да потому, что другого штата в вашей Америке просто не знаю!" — ответил я. Ну, словом, отправили меня в Сан-Франциско. Я приехал сюда. Здесь один мужчина меня встретил. В его доме я прожил несколько месяцев. Он же помог мне устроиться на работу. И вот стал я грузчиком. Грузил мебель, развозил ее, получал хорошие деньги. Мне все это очень нравилось. Но потом…
30
Чертова Америка! Я знаю, что не люблю это дерьмо! Я люблю американцев. Дерьмо! (