— Кир, но нам по-прежнему нельзя быть вместе. Это против закона…
— Нельзя, — согласился в ответ Климов. — Никак… Значит, — секундой погодя, — будем преступниками.
— Будем! — Я сидела чуть жива от счастья, что на меня свалилось, и дышала урывками, страшась, что всё это окажется очередным сном или злобной шуткой. — Будем, — вторила с глупой улыбкой. Я бы, кажется, с чем угодно согласилась, если бы это исходило от Климова.
— И куда подадимся? — поинтересовался Кир. — В мир простых людей?
— Всё равно, — заверила рьяно. — Лишь бы вместе, — шепнула я, повиснув на его шее и прося меня поцеловать. Уже по-настоящему. Не украденную у чужого, а свою женщину.
Необычное, неописуемое ощущение быть рядом и не ждать подвоха. Не обижать никого и не расстраиваться самим. Просто наслаждаться тем, как удивительно мы друг другу подходим. И как далеко и надолго могут пойти все несогласные.
Эпилог
Эпилог
Кир+Кира=любовь
Чертила на песке, а волна набегала и смывала имена, оставляя сердечки. Я снова чертила, а волна снова смывала.
Я написала это уже раз пятьдесят, борясь с водой и упорно продолжая это делать. Волна была не менее упёртой.
Она лизала мои ноги, и вообще-то я хотела в воду поскорее, чтобы спастись от жары, но в то же время уже совсем высохла и вроде как могла пойти домой.
— Ма, — позвал наш серьёзный человек. Его тень из-за солнца казалась огромной, и нависала надо мной коршуном.
Я откинула волосы, скрутившиеся от влажности и сбившиеся в колтун, и посмотрела Человеку в глаза.
— А?
— Ты обедать идёшь? — слегка картавя вопросил мой любимый Человек.
— Иду, — кивнула, а он снова нахмурился:
— Ты без панамки! А меня ругала! — он сощурился, копируя кое-какого очень наглого кота.
— Да, я без панамки и совсем сошла с ума от жары… — закатила глаза и упала спиной на песок, раскинув в стороны руки и хохоча, потому что наш серьёзный Человек тотчас подхватил игру. Залился чистым смехом, падая на меня…
Он больше не был серьёзным — теперь он был совершенно весёлым! Мы подурачились немного, извозившись в песке и измочившись в воде. Мой любимый, серьёзно-несерьёзный человечек носился вокруг меня, шлёпая босыми ногами по воде, чтобы меня забрызгать, как можно сильнее. При этом заливисто смеялся и так заразительно, что и я не могла удержаться.
— Ну, в дом пошли! Чего ждёшь!? — спросил весёлый и не взрослый человек, подползая ко мне на четвереньках и заглядывая в глаза. В этот раз он зашёл со стороны головы и его лицо было перевёрнуто вверх тормашками. Улыбалось веснушчато, молодо и зелено.
У человека была ссадина на лбу и явные следы мороженого на носу.
— Тишиной наслаждалась до твоего появления, — вздохнула я, улыбаясь перевёрнутому веснушчатому лицу. Его волосы почти совсем потемнели, и он всё меньше напоминал меня. Не то, чтобы я была против, но момент, когда я поняла, что и глаза его и волосы больше мои, заставил чуть-чуть взгрустнуть.
Мой мальчик становился только наполовину “моим”.
— А мы что же, шумные, да?
— Самые шумные на целом свете! — кивнула ему и он рассмеялся. Он обожал быть “самым”.
Самым чистым, самым грязным, самым любимым, самым капризным, самым послушным. Он не давал стричь волосы, потому что считал, что нет ничего круче длинных волос. Но был разочарован, что у него они темнее, чем у нас. Он хотел быть рыжим и когда верхние пряди выгорали на солнце и становились чуть светлее — ходил гордый, как орденоносец. И мы называли его самым тёмным из нас и он этому факту радовался.
Он был лохматым маленьким дикарём.
“Самым” самым в мире мальчиком. Очаровательным старшим братом. Преданным сыном. И лучшим рыбаком на всём побережье, ведь никто больше не выбегал из дома в такую рань.
Его колени были перманентно сбиты, а ступни вечно черны. Его невозможно было расчесать, если только пригрозив сбрить их совсем. И он был загоревшим, как абориген.
Моя кожа не смогла бы стать такой шоколадной… Зато его было не отличить от ещё одного дикаря… постарше. Он стал таким же тёмным и лохматым, оттого, что морской воздух просолил его волосы и кожу.
Мои мальчишки!..
Мы вошли в дом, все окна были открыты и сквозняк хозяйничал, скручивая шторки в тонкие жгуты.
Стоило войти в прихожую, меня тут же подхватили и прижали к себе сильными руками. Не успела я оказать сопротивление, как была закинута на плечо.
— Ай, — запищала в ответ на наглый захват и шлепок за заднице. — Пусти дикарь! Абориген… Неандерталец!
— Может лучше в пещеру? — дурашливо хмыкнул Кир, но когда я завозилась сильнее, пригрозив, что и его гриву прорежу, если не поставит меня на пол, Климов меня отпустил.