Вот только не помнила Катя, голая ли она была. Но поскольку она не смущалась, а Демидов никак не реагировал, то, скорее всего…
Да какая в конце концов разница. Все равно она уже его хотела. С ней еще не случалось, чтобы так явственно хотела мужика. Даже томление внизу живота напрягалось. И она радовалась этому.
Демидов и пришел для того, чтобы насытить ее новыми вибрациями. Эти вибрации приносили облегчение.
Где-то Катя прочитала, что с определенного момента жизнь человека поворачивает или на просветление или на потемнение.
Похоже, ее жизнь повернула на просветление.
Пять минут назад она еще была в сумрачном и раздвоенном положении, а вот сейчас…
– Как приятно видеть на твоем лице солнышко, – сказал, входя, Немуйчик.
В руках у него был большой желтый пакет.
Катя показала глазами на кресло, долго смотрела на Фиму.
– Ты чего? – заворочался Немуйчик, – что-то у меня не в порядке?
– Вот я и думаю, что же у тебя не в порядке. Вот скажи, зачем ты такой?
– Ого! Да мы сегодня философы. Не влюбилась ли ты часом, Катька.
Фима чутко ловил моменты, когда можно с начальством поговорить на «близком» языке. Тогда он распускался цветком колючки, веселился от души.
– Ты снова порнуху принес?
– Отличную порнуху, комар носа не подточит.
И Фима вынул из пакета с десяток фотографий. Умел Фима снимать, ничего не скажешь. Особенно женские тела.
Они у него были более голыми, чем на самом деле, но никаких признаков пола, разве что едва очерченные груди.
Как Катя не искала «порнуху», не нашла. Но когда журнал выходил с фотографиями Фимы, все видели – перед ними совершенно оголенная натура.
Вот и сейчас перед Катей стояли, лежали девушки, девочки, солидные сорокалетние дамы, привлекающие к себе внимание красотой тела, поз с определенным смыслом.
– Красиво, но после выхода номера мне обязательно позвонит Леночка из комитета и скажет, что ее шефу очень не понравилось и что на ближайшей коллегии будет рассматриваться вопрос порнографии в наших СМИ, и ваш журнал будет среди обсуждаемых.
Фима поднялся со своего места, как вертолет с площадки.
– Блеск! Это же в чистом виде реклама. Десять процентов прибыли от продажи мне.
– Дурачок, нас могут просто закрыть, ты своими снимками развращаешь молодежь.
– Чего? – вылупился Фима на Катю. – Молодежь? Да она сама нас развратит. Я бываю у них на тусовках, у меня есть такие кадрики, что даже себе боюсь показывать. А как смотреть на всех этих Аполлонов с мальчишескими членами? Правда, в музеях…
Фима посмотрел оценивающе на Катю.
– А тебе, пожалуй, покажу, хочешь?
– Фима, не нависай.
Катя почувствовала, что переходит на сленг своего фотографа, все-таки молодость еще не совсем отпустила.
– Это прекрасные фотографии, часть из них я послал на международную выставку в Прагу, вот почитай ответ.
Фима торжественно вынул вчетверо сложенный лист.
– Но тут по-чешски написано.
– Я тебе переведу.
– Ты знаешь чешский?
– Я знаю все языки. Если тебя хотят похвалить, то в тексте будет много восклицательных знаков. Если поругать, то вопросительных. К примеру: «вы нашли гениальный, единственный такой ракурс в изображении задницы!» Или: «вам не кажется, что мы уже видели ваши фотографии лет десять назад?».
– Ладно, оставляй, – засмеялась Катя.
Сегодня и Немуйчик у нее шел неплохо. Его не переделаешь, а без таких людей скучно жить.
– Но я еще вот зачем пришел. Вы меня укорили, что я не читаю собственный журнал. Так вот, я прочитал статью про вибрации. И у меня мелькнула, но я ее поймал, идея. Сделать цикл, который так и назвать «Вибрации».
Катя с удивлением посмотрела на своего сотрудника. Когда это Фиму посещали мысли использовать чьи-то идеи. Он всегда хвалил только свои. Правда, и в данном случае Фима не будет последним, а вибрации приспособит к своим фотошедеврам. Только вот каким способом?
– Ты хочешь знать, как я это сделаю? Так я тебе скажу. Там есть, к примеру, такой текст.
Фима достал записную книжку и прочитал: «Когда вы живете все время с больными вместе, то они сделают ваше сознание больным. Вы должны быть сильнее человеческих мыслей и внушений. Это путь для победы над плохими вибрациями, которые проникают в вас из окружающей среды».
Это тема на два больших разворота. Рассказываю…
А она думала, Фима – открытая книга. Человек с точкой-запятой и никаких восклицаний и заумствований. Но под толстым слоем замедленной бытовухи живет искатель, который наконец нашел что-то общее с идеями другого плодящего идеи человека.