— Все очень просто. Влюбленные не могут молчать по часу. О господи! Опять он забыл утку! Что я вам говорил!
Падший ангел поставил перед Спецкором огромное блюдо тушеного мяса с овощами и две бутылки "Pirlot Noir" и уже хотел было уйти, но тут джентльмен извернулся и ухватил его за рукав пиджака.
— Слушай, парень, — проговорил он с угрозой на хорошо поставленном английском, — слушай, у тебя отличный пиджак. С таким пиджаком тебе даст любая баба. Но если ты сейчас же, сию минуту не принесешь мою утку, тебе уже не потребуется ни то, ни другое. Ты понял, bull shit![18]
— Yes, sir, — отчеканил официант и через несколько мгновений уже несся обратно с массивным глиняным блюдом на вытянутой руке.
Англичанин оказался полковником ВВС Ее Королевского величества. Он сам рассказал об этом, прожорливо, как гигантский варан, заглатывая куски жареной утки. Вот уже три года полковник служил в Британской военной миссии в Городе Луны, а до этого работал в Каире и на Филиппинах. В свое время полковник неплохо управлялся со своим "Харриером", оснащенным ракетами класса "воздух — воздух", "red top", шестиствольными пулеметами калибра 7,62 и остальным стреляющим, взрывающимся, целящимся дерьмом. Однако после того как во время посадки на Гибралтаре он не вписался в ВПП[19] и чуть было не загубил машину, его отстранили от полетов, а через год врачебная комиссия вообще освободила от летной работы по состоянию здоровья. Командование ВВС отправило его на дипломатическую службу. Полковнику это нравилось. Здесь он, по крайней мере, мог пить сколько угодно джина и ни в кого не стрелять.
— Скажите, полковник, — спросил Спецкор, — что вы думаете о местных военных.
— Местные военные — дерьмо, — ответил он, отхлебывая из запотевшей кружки холодное пиво. — Мне кажется, что Сапожник больше всего на свете боялся военного переворота, а потому всех своих генералов придерживал на расстоянии. Не особенно-то им доверял. Это уж вы мне поверьте. Тем более что большинство из них учились в России. Или имели русских жен. А Сапожник, хотя и трепался повсюду о своей любви к русским, на самом деле очень их недолюбливал. Ему казалось, что они замышляют против него какие-то интриги. И не без помощи местных военных. Так вот, именно поэтому армия при Сапожнике была в загоне. Вместо того чтобы обучать солдат военному делу, их отправляли на сельскохозяйственные работы или даже на угольные шахты. Что вышло из таких солдат, вы сами видите.
— То есть? — не понял Спецкор.
— То есть все эти разрушения в городе, эти трупы и эта бессмысленная, кровь — дело рук местных военных.
— Но здесь все талдычат о террористах…
— Вы видели когда-нибудь террориста, который лупит по зданию из башенного орудия? Я — нет. Но зато я видел такого дурака — танкиста. Он из пушки выкуривал снайпера.
— Но ведь революция все-таки… Тут не до стратегии.
— Вы спросили меня о военных? Вот я и говорю, что они — дерьмо.
— Пресс-конференция в пять часов, — Старый друг плюхнулся на соседнее седло и залпом выпил стакан, — ты пойдешь?
— Постойте, постойте, — пробормотал полковник, — вы что же — русские?
— Ну да.
— Господи, и здесь КГБ!
Он схватил со стойки свою шотландскую кепочку и быстрым шагом направился к выходу.
— Это что за шизоид? — спросил Старый друг.
— Это не шизоид. Просто он неудачно посадил свой "Харриер" в Гибралтаре.
На пресс-конференцию, которую устраивало новое правительство, Спецкор так и не пошел. Веселые ребята из кинохроники зазвали его на бульвар Весны, в бывшую резиденцию Сапожника. У них и "шикарная тачка" была — припадочный, дребезжащий всеми своими потрохами драндулет, от которого шарахались в стороны даже военные бэтээры.
Прежде к резиденции просто так было не подъехать. Везде — "кирпичи". Прямо как на Рублевском шоссе. Теперь дороги эти тоже никто не чистил от снежных заносов и они превратились в колхозный тракт — разбитый и искореженный сотнями ног, гусеницами танков, колесами тяжелых самосвалов. "Кирпичи", естественно, тоже посшибали. Один из них висел в кабинете Старого друга. Ему, можно сказать, повезло. Он попал в резиденцию одним из первых, всего через несколько часов после того как ее покинул сам Сапожник. На кухне еще пахло жареным беконом, а кофе на подносе так и остался недопитым. На журнальном столике в одной из комнат — початая бутылка вина и раскрытая книга Дианы Маккарти "Лабрадор Ретриверс". Этот печальный роман из собачьей жизни жена Сапожника — профессор химии и академик — начала читать еще до их поездки в Тегеран. Она продолжала его читать и на следующий день, после того как начались волнения в Тимишоаре, и солдаты вместе с сикуритате сваливали в котлованы трупы расстрелянных ими женщин и детей. И днем позже, когда к Городу Луны уже подтягивались подразделения регулярной армии и войск безопасности, получившие приказ восстановить порядок любой ценой. Даже утром 21 декабря, перед тем как отправиться вместе с мужем в ЦК, она успела прочесть пару страниц. Тогда эта сухопарая женщина с волевым лицом, конечно же, даже не предполагала, что это будут самые последние страницы в ее жизни, а через несколько дней молоденький солдатик заломит ей за спину руки, скрутит больно веревкой запястья и вместе с мужем поведет на расстрел. Что во дворе казармы их уже будут ждать другие солдаты, а еще офицеры, врачи и какой-то человек с видеокамерой. Что огонь откроют внезапно, бестолково, почти в упор. Засунут, не обмывая и не обряжая, — прямо в пальто — в дешевый гроб и замуруют под бетонными плитами на заброшенном кладбище. Не знала она, что репортаж об их расстреле покажут сыну и всему застывшему в шоке миру. Что лишь только сменится власть, сотни людей, сокрушая все и вся на своем пути, ломая кусты чайных роз, вышибая стекла и двери, ворвутся в ее еще не остывшее жилище, что женщины будут рыться в ее белье и прятать за пазуху дорогие духи, украшения, косметику; а мужчины, поскальзываясь и падая, примутся разбивать ногами спелые арбузы и пьянеть от одного лишь вида кроваво-сладкой мякоти, словно это были головы врагов. Но, перелистывая страницы "Лабрадор Ретриверс", она не знала об этом, да и знать не могла. Ее жизнь и ее конец оказались страшнее самых страшных ночных кошмаров, тяжелее тех мыслей, что приходили в последние годы все чаще, но она их в испуге гнала.