По словам Гутмана, многие вызывались работать в "зондеркомандо" добровольно.
— Почему? — спросил я.
— Сумей вы написать об этом книгу, — сказал Гутман, — и ответить в ней на этот вопрос, вышла бы действительно великая книга.
— А вы ответ знаете?
— Нет. Потому-то и заплатил бы любые деньги за такую книгу.
— И на ум ничего не приходило?
— Не приходило, — ответил Гутман, глядя мне прямо в глаза, — хотя я и сам добровольно вызвался.
Сделав подобное признание, Гутман на некоторое время оставил меня. И задумался об Освенциме, хотя меньше всего любил об этом думать. Вернувшись, Гутман сказал:
— По всему лагерю были установлены громкоговорители. Они почти никогда не выключались. Очень много передавали музыки. Знающие люди говорили — хорошей музыки. Часто — самой лучшей.
— Интересно, — вставил я.
— Но только не еврейской, — добавил Гутман. — Еврейская была запрещена.
— Естественно, — кивнул я.
— Музыку то и дело прерывали, — продолжал Гутман, — чтобы объявить приказ. И так весь день напролет: музыка и приказы.
— Очень современно, — заметил я.
Гутман закрыл глаза, напряженно вспоминая что-то:
— Особенно один приказ… Его мурлыкали в микрофон, как колыбельную. По многу раз за день. Приказ для "зондеркомандо".
— Какой? — спросил я.
— Leichentrager zur Wache, — промурлыкал Гутман, по-прежнему не открывая глаза.
Перевожу: ''Трупоносы — к караульному помещению". Приказ, понятный в своей обыденности для учреждения, специально созданного для умерщвления миллионов людей.
— Как послушаешь два года эти слова вперемешку с музыкой, — объяснил Гутман, — так должность трупоноса вдруг начинает казаться очень даже привлекательной.
— Вполне могу понять.
— Можете? — переспросил, качая головой, Гутман. — А я не могу. И до гробовой доски стыдиться буду. Вызваться работать в "зондеркомандо" — позорнейшее дело.
— Я так не считаю.
— А я считаю. Стыдобища. И не хочу больше никогда говорить об этом.
Ежедневно в шесть вечера Андора Гутмана сменяет Арпад Ковач — этакий веселый и громогласный живчик.
Заступив вчера в шесть вечера на дежурство, Арпад потребовал дать ему посмотреть, что я успел написать. Я дал ему несколько страничек и он расхаживал по коридору, отчаянно жестикулируя и без удержу их хваля.
Прочесть он их не прочел, но хвалил то, что предполагал в них прочесть.
— Врежь им, кулёмам надутым! Задай им перцу, брикетам чопорным, — все твердил Арпад.
Под "брикетами" Арпад подразумевал людей, и пальцем не шевельнувших ради собственного спасения и спасения других, когда власть взяли нацисты. Людей, безропотно готовых идти прямо в газовые камеры, коль скоро нацистам заблагорассудилось туда их отправить. Ведь в прямом смысле слова брикет — это прессованный брусок угольного штыба. Для транспортировки, хранения и сжигания — удобнее не придумать.
Арпад, оказавшись евреем в нацистской Венгрии, превращаться в брикет и не думал. Напротив, он обзавелся фальшивыми документами и вступил в венгерскую эсэсовскую часть.
Чем и объясняется его сочувствие ко мне.
— Да объясни ты им — чего человек не сделает, лишь бы шкуру спасти! Неужели если ты порядочный, то тебе одна дорога — в брикеты? — шумел он прошлой ночью.
— Ты хоть одно мое выступление по радио когда-нибудь слышал? — поинтересовался я.
Саои военные преступления я совершил в области радио. Служил нацистским радиопропагандистом, был изобретательным и гнусным антисемитом.
— Нет, не слышал, — сознался Арпад.
Тогда я дал почитать ему текст одной из своих передач, предоставленный мне институтом в Хайфе.
— Почитай.
— А зачем? Все тогда талдычили одно и то же. Изо дня в день.
— Все равно почитай. Сделай одолжение, — попросил я.
Арпад читал, и лицо его мрачнело.
— Вот уж не ожидал, — сказал он, возвращая мне текст.
— Да?
— Не ожидал, что так слабо. Перцу нет, стержня нет, духу не хватает. Я-то думал, ты по расистской части мастак.
— А разве нет? — удивился я.
— Да позволь кто из эсэсовцев моего взвода так дружелюбно отозваться о евреях, я б его расстрелял за измену, — объяснил Арпад. — Нет, Геббельсу надо было тебя уволить и нанять меня шугать евреев. Я б им показал — по всему миру перья б летели!
— Ты и так свой долг исполнял в СС.
Арпад расплылся в улыбке, вспоминая проведенные в СС деньки.