— Так могло случиться, если начисто отрубили тормоза, — сказал Ковригин.
— А вот как раз и нет. В полном порядке тормоза оказались.
— Тогда можно предположить, что он заснул.
— Предположить можно, только его жена утверждала, что спал Шостак в последнюю ночь нормально, утром пил кофе. Да и время, когда авария случилась, ранним назвать трудно — около половины восьмого.
— Плохо стало? — не совсем уверенно, словно ожидая подсказки, произнес Ковригин.
— Очень даже может быть, Коля, — Виталий Дмитриевич прикрыл глаза и стал массировать веки большим и указательным пальцем.
— Очень даже может быть. Но… Ни обмороков, ни приступов у Шостака не случалось — опять же со слов жены и близких знакомых.
— Анализы, естественно, тоже в полном порядке?
— Да, представь себе, в полном порядке. Ни алкоголя в крови, ни наркотиков.
— Трудная задачка…
— В самый раз для тебя задачка, Коля. По теме, что называется.
— Так уж и по теме, — Ковригин помотал головой и невесело усмехнулся.
— Дело в том, — пыхнул Виталий Дмитриевич папиросным дымом, — что наличие устойчивых связей Вовенко с Папуловым, если поставить эту связь в систему уравнений с несколькими неизвестными, позволяет определить неизвестные. В том числе некоторые обстоятельства гибели Шостака, доселе неизвестные и загадочные. Но пока это все только мои умозаключения. И все же… У Папулова с самого начала карьеры должна была иметься «лапа», не так ли?
— Конечно, — кивнул Ковригин. — Иначе чем объяснить столь стремительное продвижение.
— И как бы он из «двухмиллионного» дела вывернулся? Тогда ведь Андропов был. Итак, «лапу» я проследил. Наверное, в данном случае вероятность ошибки невелика. Это Линник.
— Ух ты!
— Вот, Николай Борисович. «Смычка» со службами, которые он курирует, у Линника всегда была тесной. Что наше начальство, что МВД от своего высшего руководства достаточно далеко находилось, а Петр Григорьевич вот он, рядом. Это лет сорок назад «органы» могли от Линника рожки да ножки оставить, а с некоторых пор партия имела власть практически неограниченную.
— То есть, вы полагаете, что инициатива по устранению Шостака могла исходить как от Папулова, так и от его покровителя Линника.
— Или от обоих одновременно, — удовлетворенно констатировал Виталий Дмитриевич.
— Да-а, протянул Ковригин, — а уж какие у Папулова «крутые» исполнители, я имел возможность убедиться. Кстати, одного из «боевиков», что тогда рэкетиров в доме Вовенко устраняли, ребята опознали — бывший спецназовец.
— Вот, Коля, расследовать все обстоятельства гибели Шостака — задачка по теме. Свяжись с майором Шрамченко из прокуратуры, я тебе все координаты его дам, возьмешь у него материалы дела, внимательно изучишь. Может, какая неординарная мысль у тебя и возникнет.
— Виталий Дмитриевич, — осторожно сказал Ковригин, — а ведь Шрамченко дело должен брать из архива. А вдруг «засветится», ведь дело наверняка «на контроле» было.
— Не «засветится». По той причине, что у Шрамченко копия с самого начала неучтенная была. Значит, так: позвонишь завтра Шрамченко, скажешь, что ты от Фомина, у которого он кое-что брал…
Шрамченко назначил встречу в сквере у кинотеатра «Буратино» — недалеко от места своей работы. Майор прокуратуры был одет в свитер, вполне модерные брюки и туфли. И по возрасту он был не старше Ковригина, некоторая полнота лет не прибавляла, наоборот, делала похожим на серьезного отличника-пятиклассника. Ковригин не удивился, что майор так уверенно подошел к нему: очевидно, тот получил точное описание. Но на всякий случай Ковригин, поздоровавшись, сказал:
— Это я вам звонил.
— Да-да, — кивнул Шрамченко. — Как там Фомин?
— Нормально, — лучшего ответа Ковригин придумать не мог.
— Ну, хорошо. Вы меня извините, бежать надо. Вот, — он передал сумку.
Вернувшись домой, Ковригин сумку открыл и, к своему удивлению, обнаружил там ласты, маску и ружье для подводной охоты.
— Хорошо еще, что акваланг сюда не сунул, конспиратор, — пробормотал он. Впрочем, на дне было то, ради чего устраивалась встреча — толстая ледериновая папка. Папка содержала материалы расследования гибели Шостака. Это были ксерокопии документов, а также фотографии — очевидно, дополнительные экземпляры.
Ковригин занимался папкой до вечера, потом наскоро поужинал и опять сел за стол, все время представляя ехидно прищуренные глаза Виталия Дмитриевича. «Неужели у него есть разгадка? Зачем же тогда он заставил меня заниматься этим делом?» Часа в два ночи он лег, немного беспокоясь по тому поводу, что к восьми утра надо в мастерскую.
Проснувшись, он поглядел на часы: всего-навсего половина восьмого, значит, спал он всего ничего, надо позвонить Мосейкину и еще чуток поваляться. Но вместо этого зачем-то пошел на кухню и зажег огонь под чайником, хотя о чае вообще-то не думал. Что-то не давало ему покоя, словно маленький камешек в ботинке. Конечно, надо позвонить Мосейкину, тот уже в мастерской.
— Гена, я буду часа через два, — коротко бросил Ковригин после приветствия, положил трубку и застыл вдруг. Потом сорвался с места, раскрыл папку, начал лихорадочно листать, нашел фотографию, всмотрелся в нее.
— Неужели все дело именно в этом? — пробормотал Ковригин.
Потом он оделся, вызвонил Шрамченко — чувствовалось, что тот удивлен — назначил ему встречу.
— Слушай, Витя — давай, кстати, на «ты», если не возражаешь — я вот о чем хочу спросить: почему никто не обратил внимания на оборванный подголовник на кресле водителя?
— Н-не знаю, — я вообще-то подзабыл уже обстоятельства дела. Времени вон сколько прошло. У нас скучать не приходится, особенно в нынешние времена. А он и в самом деле оторван?
— В том-то и дело.
— Хм, это объяснимо наверное, — Шрамченко выпятил нижнюю губу. — От удара…
— Удара чем?
— Головой, естественно, — Шрамченко ответил машинально, словно о чем-то другом раздумывая.
— Череп цел, а обшивка порвалась?
— Но ведь шейные позвонки…
— Да, но ты представляешь, какой силы нужен прямой удар, чтобы разорвать обшивку?
— А ведь и правда, — согласился Шрамченко. — Это если бы удар был по касательной… Хотя, кто ж его знает, Шостака, какие действия у него были перед тем, как он в дерева врезался?
— Ладно, пойдем дальше. В тех «Жигулях», что остановились у места аварии, два человека было — водитель и пассажир?
— Да, двое.
— Они, стало быть, первыми заметили, что автомобиль Шостака не «вписался» в поворот и съехали с дороги?
— Ну да, ведь это в деле все есть.
— И они попытались оказать Шостаку помощь, спустившись вниз по склону?
— Правильно, но двери заклинило.
— Угу. А как скоро следующая машина подъехала, — то есть, еще одна машина, кроме этой? Минуты через две-три — это со слов кандидатов в спасатели?
— Да, так получается. — Шрамченко не понимал, что хочет «раскопать» Ковригин. Если у него есть предположение, что Шостака аккуратно «сковырнули» с шоссе, то в таком случае на боковой поверхности машины какие-никакие царапины бы остались. А ведь ни царапин, ни вмятин сбоку и сзади не было, только передок «всмятку».
— Ты можешь — только осторожно, конечно — вызвать еще раз того свидетеля, что подъехал вторым?
Мосейкин положил перед Рудюком фото.