Дельцы-перекупщики — люди энергичные и предприимчивые — пытались наладить экспорт кукол на Эсту, но вне сельвы те мгновенно превращались в обыкновенные куски глины. Против воли на ум приходит аналогия с человеком, легкие которого поражены желтыми спорами.
В хижине тихо и прохладно. Крыша из пальмовых листьев дышит на легком ветерке, работая лучше любого кондиционера. Утрамбованный земляной пол чист, будто по нему секунду назад прошлись влажным веником. Ажурные живые стены пропускают внутрь красноватые лучи заходящего солнца. Но самое удивительное, что этот чудесный дом сработан без помощи пилы и топора. Сельва сама построила его по одной ей известному проекту. Корни деревьев превратились в балки и колонны, ветви сплелись в стены, листва образовала надежную неувядающую кровлю. Как говорил Буфи Илм: «Аборигены — частица сельвы, а разве целое обидит свою часть?» Воистину так! Жалко только, что этот мудрый закон не всегда распространяется на человеческое общество. Хотя… свой замок надо строить своими руками.
— Эй, есть тут кто живой? — кричит капрал. Ответом ему служит молчание. Да… Наше вторжение в сельву обошлось ее обитателям гораздо дороже, чем нам самим. Что болота и монстры по сравнению с болезнетворными микробами? Наверное, когда-то и этот поселок был полон жизни, смеха, суеты,
Идем к дверям и сталкиваемся со стариком аборигеном, несущим в руках охапку свежей травы. Глаза его черны и бездонны. Сухое обнаженное тело молодо, голова же седа.
Над стариком вьются две огромные черно-желтые пчелы. Они рассерженно гудят и выпускают свои страшные ядовитые жала.
Абориген машет рукой, и пчелы улетают.
— Привет, — машинально говорит Пихра, совершенно забыв, что лесной житель не может его понять.
Старик молчит. Его глаза косятся на автомат и закатываются под веки. Может, таким образом у аборигенов принято выражать свое неудовольствие?
Мы собираемся знаками дать понять старику, что хотим есть, но в этот момент с поляны доносится громкий заразительный смех.
Пихра отбрасывает старика в сторону и одним прыжком преодолевает расстояние в несколько метров. Автомат оживает в его руках: щелкает предохранитель, с хрустом входит в гнездо тяжелый рожок.
Опираясь на палку, ковыляю к выходу. На секунду забываю о боли в боку: прямо перед нами целые и невредимые стоят Буфи Илм и Келин Квинн…
Биолог держит в руках какие-то крупные желтые плоды, на голове женщины венок.
Удивительная встреча!
Удивительная встреча!
Глаза капрала полезли на лоб. Кажется, он вот-вот выронит автомат. Най привалился к стене хижины, наверное, впервые в жизни забыв об осторожности.
Келин испугалась. Чувствую, как напряглось ее тело, в глазах проснулся страх. Капрал для нее — символ опасности, и сколько еще должно пройти времени, прежде чем она поймет, что настоящая опасность носит дорогой костюм, а не грязный рваный комбинезон.
Я удивлен не меньше, чем Келин, однако страха не ощущаю. Наоборот — как это ни странно, мне радостно видеть Арвина и Пихру. Только теперь начинаю осознавать, как много они для меня значат. Люди, вместе прошедшие тяжелое испытание, не могут оставаться чужими.
— Буфи! — кричит Арвин наконец придя в себя. — Не верю своим глазам! Вы живы, а ведь мы были уверены, что сельва давно расправилась с вами.
— Как видите, мы целы и невредимы, — отвечаю я, улыбаясь. — Не знаю, чем это объясняется, но тем не менее это факт!
— Везение. Удивительное везение! — подает голос капрал.
— Не думаю, что только оно, — говорю я и в этот момент замечаю, что грудь Ная обмотана тряпками, насквозь пропитавшимися кровью.
— Вы ранены, Арвин? — спрашиваю я, и будто в подтверждение моих слов лицо проводника бледнеет, и он сползает в траву.
Бросаемся к нему и осторожно переносим его в хижину. Келин бежит за водой, а мы с капралом понемногу начинаем разматывать повязку. Ткань присохла, приходится срезать ее ножом.
Наконец сходит последний слой, и открывается страшная рана. Тело вокруг нее посинело, опухло. Под истончившейся кожей обозначились черные клубки вен.
Дело плохо. Похоже на заражение.
Делаю надрез и промываю рану. Подходит старик абориген, протягивает мне толстый, будто покрытый воском лист. Прикладываю его к ране и делаю свежую повязку.
Видимо, задеваю Арвина неловким движением, потому что он приходит в себя и морщится от боли.
— Ну как? — спрашивает Пихра.
С удивлением отмечаю в его голосе неподдельное волнение.
— Ничего. И не из таких передряг выкарабкивались, — говорит Най. Он очень старается, чтобы голос его звучал бодро.
Возвращается Келин с каской, полной воды. Арвин жадно пьет, а потом обессиленно откидывается на руки капрала.
Келин забыла о своих страхах и теперь с жалостью смотрит на измученных сельвой людей.
— Как же вы дошли сюда? — спрашивает Арвин, и по всему чувствуется, что вопрос этот его очень волнует. — Даже нам с капралом эта дорога показалась адом, а ведь у нас было оружие, опыт…
— Одна и та же дорога может быть покрыта мягкой травой и ядовитыми шипами, — отвечает Келин и сама пугается своей смелости.
— Действительно, — подтверждаю я. — Сельва словно играла с нами. Как котенок, который, если и покажет коготки, то совсем маленькие и не опасные. Может, она чувствовала, что мы не способны причинить ей вреда?
— Ерунда! — рубит воздух ладонью капрал. — Вы же сами говорили, что сельва и не замечает присутствия человека.
— Зато она очень хорошо чувствует результаты его присутствия. Сельва намного сложнее всего, что мы можем думать о ней.
— И все же слишком много совпадений, чтобы не заподозрить в этом какой-то смысл, — неожиданно поддерживает меня Арвин. — Джунгли бесконечные, но мы все почему-то приходим в одно место.
— Ну мы-то не сами сюда пришли, — отвечает Келин. — Скорее нас с Буфи сюда привели.
— Кто же это? — не верит капрал.
— Он, — указываю на старика, колдующего над лесными травами и цветами. — Пчелы нашли нас, а он привел.
Словно на зов, прилетает огромная мохнатая пчела и, покружив над нашими головами, садится на плечо старика.
— Пчелы у него вроде сторожевых собак или помощников. Когда они прижали нас к земле, я подумала, что сельва приготовила для нас самую мучительную смерть, — Келин передергивает плечами, а затем заразительно смеется. Я смотрю на нее и тоже не могу сдержать улыбки. Даже суровый капрал добродушно качает головой и хлопает себя по коленям.
— Зачем же ему понадобилось вести вас к хижине? — спрашивает Арвин, безмерно удивленный рассказом Келин.
— Можно только гадать.
— Может, ему просто одиноко? — робко спрашивает Келин, — Глиняные человечки не заменят живых людей.
— Похоже, Келин отчасти права, — подтверждаю я. — Конечно, дело не совсем в одиночестве, но пчелы старика определенно «натасканы» на людей, терпящих в сельве бедствие.
Арвин и капрал непонимающе смотрят на меня.
— Дело в том, что неделю назад они привели сюда еще одного человека…
Пихра поднимается и берет в руки автомат.
— Где он?
— Отложите автомат, капрал, — говорю я. — Он вам не понадобится.
Арвин тоже с трудом встает.
— Ведите, — говорит он, опираясь на палку.
Прохожу в дальний угол и приподнимаю циновку. На лежанке из травы и листьев разметался человек огромного роста. Широкие плечи, могучий, оплетенный мускулами торс, короткие светлые волосы. На руках — следы недавнего страшного ожога.
Капрал вздрагивает и пристально смотрит на Арвина. Тот согласно кивает и говорит:
— Да, это тот верзила, что сумел уйти из засады.
Какая засада? О чем они говорят? Значит, Пихра и Най знают человека с ожогом?
Хочу спросить об этом, но Арвин, будто почувствовав, поднимает руку и говорит:
— Не надо вопросов, Буфи.
Он говорит это чуть громче, и раненый просыпается. Он видит Ная, капрала, дуло автомата и испуганно вжимается в лежанку. В глазах его — ужас и ненависть.