ЛЮДИ НАУКИ
Юность Выготского
Игорь Рейф
Отрывок из очерка «Жить в России надобно долго…: Несколько ступеней восхождения к Выготскому», вошедшего в книгу автора «Гении и таланты».
В последнее десятилетие XIX века (плюс-минус 3–4 года) в России рождались гении. Нет, не нобелевские лауреаты — этих как раз среди них почти и не было, — а «просто гении», и плотность их появления на свет не может не вызывать изумления. В литературе это были Булгаков и Пастернак, Ахматова и Мандельштам, Цветаева и Маяковский. В музыке — Сергей Прокофьев. В физике — Петр Капица, Игорь Тамм и создатель теории расширяющейся вселенной Александр Фридман. В биологии — Николай Вавилов и Тимофеев-Ресовский. В физиологии — автор теории построения движений человека и животных Николай Бернштейн. А в психологии.
Но о подобной аттестации своего отца дочери Льва Семеновича Выготского довелось услышать лишь много лет спустя после его смерти, да к тому же из уст его американского коллеги. «Надеюсь, вы знаете, что ваш отец для нас Бог?» — чуть не с порога объявил своей слегка смешавшейся посетительнице приехавший в Москву профессор Корнельского университета Юрий Бронфенбреннер. Да, как это не раз уже бывало в отечественной истории, признание и слава пришли к Выготскому не в советской России (узкий круг учеников и последователей не в счет), а на Западе, после перевода его книги «Мышление и речь» на английский язык. «Когда я открыл для себя его работу о языке и речи, я не спал три ночи, — признавался жене ученого его коллега из Лондонского университета Бэзил Бернстейн. — Мы в долгу перед русской школой и особенно перед работами, основывающимися на традиции Выготского…» А Стивен Тулмин из университета в Чикаго даже сравнил его с Моцартом в психологии. Ах, если б хотя бы тень от этих похвал дотянулась до самого Льва Семеновича, может, он и прожил бы чуть подольше, но.
«От Рафаэля до Пушкина, / От Лорки до Маяковского / Возраст гениев — тридцать семь». И если правда, что гению моцартианского склада не положено переступать назначенную ему свыше черту, то Выготский всей своей жизнью и судьбой как нельзя лучше вписывается в это романтическое прокрустово ложе. Десять лет редкой по интенсивности научной деятельности и ранняя, почти скоропостижная, смерть от туберкулеза в самом расцвете творческих сил. А дальше — 25 лет полного, глухого забвения, когда не то что публиковать — ссылаться на работы Выготского было строжайше запрещено. Когда его дочь студенткой психологического факультета передавала однокурсникам сбереженные книги отца тайком, из-под полы. Удивительно ли, что и западный научный мир не знал о нем, по сути, ничего, по крайней мере, до 1962 года. А у нас вокруг его имени складывались легенды.
Лев Выготский
Грешно говорить «вовремя умер», но в случае с Выготским это, увы, именно так. Да, об этом как-то меньше помнят, но у психологов тоже была своя голгофа, как позднее у генетиков или языковедов. Бог, как говорится, уберег, и сам Выготский не дожил до всех этих грязно-разносных статей и брошюр, как бы подготовлявших «снизу» постановление ЦК ВКП(б) от 4/VII -36 г. «О педологических извращениях в системе наркомпросов»[2]. Но чашу эту до дна довелось испить его ученикам и последователям. Не представляя себе психологической науки без трудов Учителя, они вынуждены были излагать его идеи без цитат и без ссылок. А в итоге к началу 50-х годов выросло целое поколение педагогов и психологов, даже не знакомых с именем Выготского.
Однако сказать о Выготском «вовремя умер» — значит сказать только половину правды. «Вовремя родился» — это тоже о нем и как нельзя лучше отражает суть его взаимоотношений со своей эпохой. Да, Выготский действительно принадлежал к той части российской интеллигенции, которая приняла Октябрьскую революцию. Но ведь и братья Вавиловы, и Петр Капица тоже сотрудничали с советской властью. И тем не менее никак нельзя заключить, что без революции все они не состоялись бы как ученые. С Выготским все по-другому.