Русская и норвежская рубка — это как «ВАЗ» и «Мерседес». «ВАЗ» хуже ездит и не так красив, зато его относительно просто отремонтировать. В русском срубе можно исправить любую ошибку, в «канадке» и «норвежке» это всегда большая проблема.
Основной бизнес компании «Тайга» был связан с производством срубов, преимущественно — по норвежскому типу. За все время мы продали всего пять домов по русской рубке. Зато много бань и три церкви, включая последнюю — в Ханты-Мансийске.
За девять дет работы мы поставили более 20 срубов норвежцам, примерно столько же — чехам, два отправили в Германию, один — во Францию. Для российских заказчиков сделали полторы сотни домов. Бани и беседки я не считал — много. Кроме того, «Тайга» срубила шесть деревянных церквей и одну часовню, причем первую церковь я поставил бесплатно, а остальные кормили нас во время кризиса 2008 года.
Дом, баня и церковь — срубы разного порядка. Баня делается две недели, дом — три месяца, деревянная церковь может строиться больше года. Но и стоят они по-разному: за баню 3x5 канадской рубки вам заплатят 500 тысяч рублей, за сруб дома на 200 — «квадратов» — в среднем 2 миллиона. Самая большая церковь нам принесла 5 миллионов.
Экономика производства была довольно проста. Поступал заказ, мы брали аванс — 30 %, покупали на него материал. В себестоимости сруба треть приходится на лес, треть — на работу; остальное — налоги, инструмент, накладные. Рентабельность бизнеса — в районе 25 %. Обычно на строительстве дома занята одна бригада из 5–6 человек. Церковь могут рубить три бригады сразу. «Норвежка» и «канадка» в полтора раза дороже псевдорусской рубки.
Когда я начинал переговоры с норвежцами, многие знакомые считали долгом предупредить: «Не найдешь ты в глубинке работников. Водка и разгильдяйство угробят любой бизнес». Это оказалось неправдой, хотя кадровую проблему решить до конца так и не удалось.
Дело в менталитете русского человека. «Не моё же», — думает он, залезая грязными ногами на сруб перед отправкой заказчику.
Я это не сразу понял. Наш человек лучше всего работает в небольшой — на 5–6 человек — артели (бригаде) — все на виду. Артель работает сдельно, за качество отвечает репутацией. В рамках большого предприятия, сидя на зарплате, работник относится к делу куда хуже. Там где нет прямого контроля, любой плотник начинает упрощать процесс. А канадская и норвежская рубка не прощает ошибок.
Так что успех предприятия во многом зависит от того, насколько хорош бригадир, а при строительстве дома — еще и начальник производства, главный инженер проекта.
Я ЭТО НЕ СРАЗУ ПОНЯЛ. НАШ ЧЕЛОВЕК ЛУЧШЕ РАБОТАЕТ В НЕБОЛЬШОЙ — НА 5–6 ЧЕЛОВЕК — АРТЕЛИ (БРИГАДЕ) — ВСЕ НА ВИДУ. АРТЕЛЬ РАБОТАЕТ СДЕЛЬНО, ЗА КАЧЕСТВО ОТВЕЧАЕТ РЕПУТАЦИЕЙ.
Школа плотников «Тайга» была придумана как площадка для подготовки кадров для собственного производства. Кроме того, это был имиджевый проект, работавший на узнаваемость бренда. Других подобных школ в стране мы не нашли, так что представлялись единственной.
Тем временем про нашу школу начали узнавать люди и компании со стороны — пошли звонки с просьбой пройти обучение. Поначалу я просто определял новичков в рабочие бригады подмастерьями, где они и набирались опыта.
В какой-то момент мой знакомый сказал: «Срубы все делают, а школы плотников ни у кого нет — вот на чем надо делать бизнес». Я подумал: а ведь и правда.
В полноценный бизнес-проект школа плотников превратилась в 2009 году. Основная сложность такого бизнеса — найти хороших инструкторов, учебных материалов по этой теме почти нет.
У наших инструкторов приезжали учиться люди со всей страны — от Сахалина до Мурманска, среди стажеров были прибалты, украинцы, белорусы. Не сказать, что поток был слишком бурным, но он был. В среднем, учебная группа состояла из 5–8 человек, максимально обучалось 16. Курс длился месяц, у меня была договоренность с общежитиями. У школы была отдельная площадка, где ученики занимались с инструктором. 90 % практики. 10 — теории. За этот месяц группа делала баню или беседку, на их продаже мы отбивали затраты на материал для обучения.